Ага. Кажется, зачем локисса с ним увязалась понятно. Листику та же самая мысль в голову пришла, что и мне, до этого.
— Ты мне брось казённое имущество разбазаривать! — закипает прапор. — Ещё и девочку в свои махинации вовлёк. Маньяк!
— Молот, — орёт Балагур, — ходи сюда. Дело есть!
— Чего? — Олежа выглядывает из кузницы.
— Прикинь, а твоя красавица с маньяком в лес собралась, — ржёт этот провокатор.
— С кем? — напрягается наш друг.
— Так с Листиком же.
— С Листиком? Пусть идёт, он маньяк, но не сексуальный, — отмахивается Олег, ныряя обратно.
— Ты чего творишь? — возмущается Мальвина, глядя на Вована.
— Забудь, — Листик, слегка пожимает руку локиссы, — вечерком сядем, обмозгуем, как ему отомстить, — встряхивает одну из сумок, — тем более что есть чем.
— Эй-эй, братишка, я же чисто разрядить обстановку, так сказать, отвлечь внимание начальства хотел, а ты-ы-ы… — делает обиженный вид Балагур.
— Разрядить говоришь, — Листик поднимает сумку на уровень лица. — Всё нормально, подруга, я уже придумал страшную мстю.
— Эй, да ты чего? — не на шутку обеспокоился Балагур.
Ибо, как известно, у Листика чувство юмора своеобразное. Точнее его совсем нет.
— А ну отдай, — Степаныч мёртвой хваткой вцепляется в сумку и тянет её на себя, — не позволю казённое имущество разбазаривать.
— Да какое же оно казённое?! — возмущается Листик и тянет к себе. — Мне для дела надо.
— А ну тихо! — рявкаю во весь голос. — А ну смирно! Строиться по росту! На первый-второй рассчитайся!
— Первый-второй, первый-второй, первый-рраф, первый-второй…
— Отставить! Пух, ну ты-то куда влез? И если уж встаёшь в шеренгу по росту, то тебе надо последним вставать.
— Рраф? — пёс с сомнением выходит из построения, осматривает всех суровым взглядом и пристраивается рядом с Листиком, который стоит с краю, как самый высокий.
— Пух, ну ты же не выше всех, — прикрыв лицо пятернёй, качаю головой.
— Рраф! — оттолкнувшись передними лапами, пушистый обормот цепляется ими за плечи Листика, тем самым вставая вертикально.
— Ладно, согласен, так ты явно выше, — киваю, — но ходишь-то ты на четырёх лапах!
— Рраф! — бросает свой упор и, как в цирке, пытается шагать на двух.
И ведь, что интересно, умудрился дочапать так аж до любимого хозяина, и только тут потеряв равновесие, чуть не свалился вместе со мной. Но я парень крепкий, поэтому удержал, за что был тут же радостно зализан.
— Пух, фу, хватит, — отталкиваю от себя эту псину.
А тот радостно гавкнув, и крутнувшись пару раз вокруг себя, оббегает шеренгу, подаёт голос там, напоминая о бревне. И вернувшись, садится перед Степанычем: