Метров через пятьдесят остановился, дальше начиналось затопленное русло реки с глубинами до пятнадцати метров.
— Все, хватит, дальше не ходи — опасно! Забурись, проверь эхолотом и назад, — кричал от берега Вова.
Эхолот показал три метра. Явно, что зимой на такой глубине рыбы не будет, но все же я снарядил и закинул удочку.
В тишине раздались глухие удары пешни об лед, — Любченко рубил у берега крест для завтрашнего водокрещенья.
«Прозвонив» еще пару лунок и убедившись, что сегодня рыбалки не будет, я вернулся к берегу на помощь Петровичу.
Расчистив ото льда природную купель, мы решили проехать в Кудашево, в место впадения в водохранилище речки Боковенька.
Остановились возле моста через реку, и вышли на лед, который оказался значительно крепче, чем на Карачунах.
Двухчасовые поиски зимних стоянок рыбы ничего не дали. И, когда мы уже засобирались домой, у Петровича вдруг «выложило» кивок. Короткая подсечка и… в руках у него остался оборванный конец лески.
— Етит твою мать… мои серебряные мормышки!.. — чуть не плакал Петрович.
Озабоченные обрывом, мы усилили поиски нарушителя спокойствия.
Последовавшие вскоре две неуверенные поклевки я прозевал и лишь третья «подсечка» дала понять, что на том конце удочки находится что-то солидное. Учитывая незначительную толщину зимней лески, я начал медленное, с попусками, вываживание трофея. Однако, когда рыба оторвалась от дна и была уже в пол воды, когда казалось, что дело практически сделано, леска вдруг резко ослабла. Я с горечью понял — обрыв! Переживая неудачу, я громко возмущался и жаловался Петровичу. Но тот, почему-то, не реагировал.
Обернувшись, я увидел, что ему было просто не до меня: он вываживал из лунки уже третьего полукилограммового карася.
Быстро забурившись возле него и закормив лунки, я был в готовности захватывающей рыбалки. Однако, Петрович тащил уже пятого карася, а моя удочка «молчала».
Но вот и Петрович затих. Пробежался по старым лункам и вернулся ни с чем.
— Все! Отошла! — с сожалением заключил он, — но я килограмма три поймал.
Вот так чаще всего и бывает. Часами бродишь по водоему в поисках рыбы, а сам клев пролетает за десять-пятнадцать минут.
— А зачем ты лунку закормил? — спрашивает меня Петрович, — зимой карасю корм бросать не надо, он только пугается.
— Ты мне не мог это раньше сказать, пока клев был? — обиделся я на друга.
— Да я, как-то не подумал.
— Ага, не подумал, пока клев был. А теперь, когда рыба ушла, можно и сказать. Да?
— Ладно, не обижайся, сейчас мы ее найдем. Далеко она не ушла, здесь, рядом где-то, на пяти метрах и стоит.