Грек-посетитель растаял в воздухе вместе со своим протезом, и Лёва проснулся.
...К Глотовым, на запад, если считать от ворот, сразу после штакетника и красной смородины и закатывалось оранжевое солнечное колесо. Но об этом Лёва мог только догадываться, видеть не мог никак, даже если спускался со своего второго этажа и прямиком проходил на полукруглую застекленную веранду. В момент посадки небесного диска на глотов забор розовое растворялось и почти незаметно для глаз перетекало в синее, невзирая ни на какие законы природных цветосочетаний. Синее, а потом сине-серое. Так было и в этот раз. Все как обычно...
- Лё-ё-ё-ва, ну где же ты, наконец?
Лев Ильич тяжело вздохнул, дописал предложение, нажал клавишу с точкой, встал из-за письменного стола и пошел вниз по деревянной лестнице, туда, где была комната матери. Чертов сценарий не шел куда надо совершенно. Вообще никуда не шел. Не двигался... Внезапно он поймал себя на мысли, что чего бы он в последнее время ни написал, все получалось полное говно.
"В отдаленный гарнизон надо было тогда соглашаться, - подумал он, переступая последнюю ступеньку, - а не к грекам этим..."
- Да, мама? - Лев Ильич приоткрыл дверь в ее спальню и, не сделав попытки зайти, переспросил: - Тебе что-нибудь нужно?
Любовь Львовна приподнялась на локтях:
- Я ору уже целый час как ненормальная, но в этом доме мне некому даже воды подать.
- Не нужно кричать, мама. Ты просто скажи, что хочешь, вот сюда, - он зашел в спальню и приподнял со стула пластмассовую коробочку вуки-токи с внутренним микрофоном. - Кто-нибудь всегда тебя услышит, я или Люба. Наверху у меня такая же штука есть, в ней все будет слышно, - он включил кнопку. - И не выключай его больше, ладно? Тебе кричать вредно, тебе нельзя напрягаться...
Любовь Львовна молчала, уставившись в одну точку, и Лёва понял, что она отключит коробочку, как только он уйдет.
- Дать воды, мам? - устало поинтересовался он.
- Не надо мне никакой воды, - раздраженно ответила старуха. - Ничего мне тут ни от кого не надо.
- Мам, опять ты начинаешь... - он взял в руки поильник с водой, стоявший на том же стуле, и протянул матери, - ты же знаешь, нет никого сейчас, Люба к врачу снова уехала, а у Маленькой сессия. В городе она.
- Ну да, у всех свои дела, а ты тут хоть подыхай. Без воды... - она не сделала ни малейшей попытки хлебнуть. Про воду она уже забыла. Лёва рассеянно поставил поильник на место, удивившись такому непривычно разумному развитию разговора со стороны сумасшедшей матери.
- Я вспомнила тут... - Любовь Львовна закатила глаза, откинулась на высокие подушки и без всякой связи с предыдущим, так и не сумевшим набрать требуемые обороты скандалом, продолжила: - А ты знаешь, к примеру, что отец твой, будучи военным корреспондентом "Красной звезды", выводил блокадников из-под бомбежки? В Ленинграде, в сорок третьем, через Ладогу... - Лёва пораженно промолчал, - на грузовиках, по льду, по голому льду...