– Ты отдаешь себе отчет в том, что это будет скандал? – спросила она у Джана.
Тот задумался на секунду, а затем возразил:
– Знаешь, мой брат всегда отличался невоздержанным поведением. И с годами я понял, что нельзя ему в этом потакать. В конце концов, у кого-то же он должен учиться уважительному обращению с женщинами.
– Думаешь, его еще возможно этому научить? – недоверчиво хмыкнула Виктория.
А Джан, поймав ее руку и нежно поднеся пальцы к губам, произнес проникновенно:
– Не волнуйся! Я не позволю ему тебя обидеть.
Что ж, это могло стать забавным приключением. Виктория оделась на премьеру с особой тщательностью. Выбрала светлое платье, простое и элегантное, в душе надеясь, что оно напомнит Альтану их первую встречу. Ведь не может быть, что она так ошиблась в нем. Она писатель, она чувствовала природу людей, понимала ее, иначе не могла бы создавать точных и живых персонажей. А значит, Альтан действительно что-то испытывал к ней. Может быть, она под воздействием собственных чувств преувеличила, разглядела то, чего не было. Но в то, что он все это время оставался совершенно к ней равнодушен, Виктория поверить не могла.
Джан заехал за ней около семи. И, когда Виктория спустилась к нему в лобби отеля, не смог скрыть своего восхищения.
– Ты прекрасна, – шепнул он, осторожно целуя ее в щеку. – Мой брат – полный идиот.
– Сегодня у него будет шанс доказать нам, что это не так, – усмехнулась Виктория.
Уже сидя в зале и глядя на сцену, она почти пожалела о том, что пришла на спектакль. Когда Альтан произносил:
– Надо сознаться – становлюсь пошляком. Видишь, я и пьян. Обыкновенно я напиваюсь так один раз в месяц. Когда бываю в таком состоянии, то становлюсь нахальным и наглым до крайности. Мне тогда все нипочем! – в глазах его было столько горькой насмешки над самим собой, столько отвращения к пошлой жизни, сделавшей и из него – тонкого талантливого человека – пьяницу и пошляка, что Виктории казалось, будто он говорит сейчас не за доктора Астрова, а за самого себя.
– А что касается моей собственной, личной жизни, то, ей-богу, в ней нет решительно ничего хорошего. Знаете, когда идешь темною ночью по лесу, и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу… Я работаю, – вам это известно, – как никто в уезде, судьба бьет меня, не переставая, порой страдаю я невыносимо, но у меня вдали нет огонька. Я для себя уже ничего не жду, не люблю людей… Давно уже никого не люблю, – тяжело опершись на дверцу бутафорского буфета, говорил Альтан со сцены.