Заговорщики пришли в себя, обрадовались. Цыклер аж в ладоши хлопнул, с веселием в голосе воскликнул:
— Садись, дорогой гость! — И про себя думает: «Теперь ты у меня в руках, никуда не уйдешь. Так потешусь над тобой, глупым!» Вслух же говорит: — Это случай ред кий, чтобы за одним столом зараз два царя сидели.
Удивился Петр:
— А кто второй царь?
Цыклер нагло в лицо государю хохочет:
— Ты, Петруша, и есть второй царь, а первый — это я. Сейчас я в своем дому повелитель и самодержец, но судьба переменчива. Ты ведь в малолетстве своем тоже не мыслил государем стать, а стал. А я мыслю быть самодержцем всея Руси, и я им стану. — И с победным видом на своих дружков поглядывает: — Ведь так реку?
Дружки краснеют, глаза отводят.
Возмутилось все нутро у Петра, зрачками сузившимися зыркнул на охальника, кулаки сжались от бешенства. Но вновь перетерпел, посмеивается:
— А что, мы тебя на трон возведем, коли охоту имеешь. Только трон — место неуютное. Это легче голой жопой на муравейнике отдохнуть. Там только задницу по кусают, а на том троне, которого жаждешь, и головы лишиться недолго. — Спохватился: — Ежели хозяин не подымает бокал за здоровье гостя, так позвольте выпить за славного Цыклера!
Заговорщики смотрят вопросительно на своего главаря: мол, будем пить твое здравие? Или сразу за государя примемся?
Цыклер одобрительно головой кивает, а вслух намекает:
— Коли воробей в гнездо к орлу залетел, так ходу ему обратного не будет. Петруша за меня выпил. Спасибо ему, царю второму. И я в долгу не останусь, давайте пить за легкую кончину его.
Государь улыбается с видом простодушным:
— Кончина легкая — благословение Господне, не всем дается. Иные в самом страшном виде на тот свет отходят. А о смерти своей всегда полезно помнить, этому и святые угодники поучают.
Цыклер опять изгаляется:
— У еретиков, собак, немцам продавшихся, легкой кончины не бывает! Полно сим блядиным сынам христиан мучить.
Закипело все внутри государя. Да разве один с девятью разбойниками сладит, да еще слуг целый дом! Раздул гневно ноздри государь, но вновь совладал с собою и в тон Цыклеру насмешливо ответил:
— Ну а тебя, полковник, Христос десницей своей по кроет и сохранит, якоже ты свят, словно агнец небесный? Так, что ль, мыслишь? Я, промыслом и волею Божьей на престол возведенный, буду по милости твоей в земле лежать, а под тобой, полковник, будет перина пуховая и возглавие? А евнухи станут опахивать твое здоровье, что бы мухи не кусали великого государя? А как срать пойдешь, спальники подтирать твое гузно угодливо будут? Ведаю, что для этого тебе трона хочется. А мне он нужен, чтобы Русь из темноты азиатской вывести, в коей коснеет она от века. Не дождемся, чтобы немец или лифляндец нас уважать стал, но бояться нас он будет. — Петр громыхнул кулаком по столу. — Вот для того флот строю, для того детей боярских уму-разуму набираться на чужбину посылаю, для того силу копим.