Всё утро я, сидя на немецкой перине в неуютной, холодной комнате, прокручивала перед мысленным взором эти кадры кинохроники. Ровный, уверенный, весомый шаг бойцов мимо Мавзолея; стремительный полёт лыжников в маскхалатах с винтовками за спиной; мерно бьющие орудия; целые улицы, целые поля сожжённых, искорёженных немецких танков, автомобилей, пушек, мотоциклов. И ещё: возвращение беженцев в сожжённые города и деревни…
Каких-нибудь сорок минут я проспала потом – и поднялась измотанная, но собранная и спокойная. Сегодня – день отдыха после сеанса и очередное плановое прохождение маршрута по городу.
В Берлине в начале ноября ещё бывают относительно тёплые дни. Такой и выдался: тёплый – на плащ или лёгкое пальто – и то, что я называю «плоский» – без солнца, с белёсым небом, лишённый теней и красок. Я оказалась на небольшой улочке рабочего квартала, сильно пострадавшей от бомбёжки сорокового года и не восстановленной. Обходила один завал за другим. На относительно расчищенном участке мимо пробежала, играя в ей одной понятную игру, девчоночка лет семи. Она случайно задела своим сжатым кулачком мою руку. Ладонь рефлекторно сжалась, ощутив внутри какой-то бесформенный комок. Девчушка уже удалялась весёлой припрыжкой. Врезались в память её каштановые волосы, собранные в два коротких хвостика, и тёмная, уныло обвисавшая на ней одежда не по росту. Больше на улице не наблюдалось ни одного человека. Жители пострадавших домов давно расселились в других местах, собрав те вещи, какие повезло разыскать.
Дальше я действовала по инструкции: зашла в ближайший справа подъезд. Подъезд с массивной дверью да часть стены с окном – всё, что уцелело. Внутренность дома лежала в руинах, на уровне первого-второго этажей возвышались острые обломки стен. Внутри некогда просторного холла также лежали обломки и огромные груды кирпича. На небольшом расстоянии около двери потолочные балки держались ровно, а в глубине дома сложились карточным домиком.
Сердце тяжело бухало под горлом. Я плотно прикрыла входную дверь. Из маленького окна, покрытого толстым слоем кирпичного крошева и пыли, просачивался свет. Я встала так, чтобы свет падал на руки, и бережно расправила скомканную бумажку.
Клочок легко уместился на ладони. Никакого текста. Очень простой рисунок от руки. Всего две перекрещенные прямые и кружок. Я едва взглянула на этот рисунок – и мир вокруг переменился!
Пространство будто открывалось передо мной. Я могла чувствовать людей, идущих по соседней улице, ощущала людей, находившихся в своих квартирах в окрестных домах, так, как будто не было стен и перекрытий. Я могла при желании разглядеть их мысленным взором так отчётливо, будто они прямо передо мной, «слышать» их негромкие разговоры…