М’Диэр, тихая женщина, жившая в хижине на опушке леса, была опытной повитухой и весьма решительным диагностом. Мало кто смог бы вспомнить, чтобы она не пришла на помощь, если с какой-то болезнью не удалось справиться обычными средствами — привычными лекарствами, догадками, заботливым уходом и терпением. В таких случаях всегда говорили: «Надо сходить за М’Диэр».
Когда эта женщина появилась у тетушки Джимми, Чолли особенно потрясла ее внешность. Почему-то он был уверен, что М’Диэр окажется маленькой согбенной старушкой, покрытой морщинами; ведь говорили же, что она очень, очень стара. Но она оказалась невероятно высокой, куда выше священника, который ее сопровождал. Ее рост наверняка превышал шесть футов. Седые волосы были скручены в четыре больших узла, что придавало особую значительность и силу мягким чертам ее очень черного лица. Она держалась удивительно прямо, как кочерга, а можжевеловая палка, похоже, была нужна ей вовсе не для поддержки, а для общения. М’Диэр слегка постучала ей об пол, глядя на сморщенное лицо тетушки Джимми, затем большим пальцем правой руки принялась поглаживать набалдашник трости, а левой рукой ощупывать тело тетушки. Завершив эту процедуру, тыльной стороной ладони М’Диэр коснулась щеки больной, затем положила ладонь ей на лоб и подержала немного, после чего приступила к изучению волос тетушки и пропустила их сквозь пальцы, а потом слегка поскребла череп и внимательно рассмотрела то, что осталось под ногтями. Затем взяла руку тетушки Джимми и осмотрела ее ногти, тыльную сторону ладони и саму ладонь, которую еще и помяла немного кончиками трех пальцев. Наклонившись, она долго выслушивала тетушку Джимми, прикладывая ухо то к ее груди, то к животу, и в итоге потребовала, чтобы из-под кровати вытащили ночной горшок и показали содержимое. М’Диэр довольно долго разглядывала экскременты, постукивая палкой, потом велела женщинам:
— Закопайте этот горшок где-нибудь подальше вместе со всем содержимым. — И, повернувшись к тетушке Джимми, сказала: — Ты подцепила простуду, она у тебя в утробе поселилась. Пей только кипяченую воду и бульон, но ничего не ешь.
— А это пройдет? — спросила тетушка Джимми. — Я выкарабкаюсь?
— Думаю, да.
С этими словами М’Диэр повернулась и вышла из комнаты. Священник помог ей сесть в повозку и сам повез ее домой.
Уже к вечеру женщины нанесли в дом самых разнообразных бульонов — из черного горошка, листовой горчицы, цветной капусты, репы, свеклы и зеленых бобов. Принесли даже чашку сока от тушеной свиной головы. Через двое суток тетушка Джимми почувствовала, что сил у нее прибавилось. Ей явно стало лучше. Когда мисс Элис и миссис Гейнс заглянули, чтобы ее проведать, то тоже сразу это заметили. Они втроем посидели немного, беседуя о разных постигших их бедах и болезнях и о том, что и кому помогло исцелиться или облегчить недуг. Снова и снова они возвращались к болезни тетушки, к причинам, вызвавшим недомогание, и к тому, как его можно было избежать. Они дружно восхищались М’Диэр и тем, какие безошибочные диагнозы она всегда ставит. Их монотонные голоса сливались в тоскливую похоронную песнь о боли, становясь то громче, то тише, подчиняясь сложной гармонии, чуть подвирая на высоких нотах и неизменно следуя главной теме. Им были необычайно дороги всякие воспоминания о болезнях и боли. Облизываясь и прищелкивая языком, они с восторгом рассказывали о страданиях, которые выпали на их долю, — родовые муки, ревматизм, крупозное удушье, болезненные растяжения связок, радикулит, геморрой. Они не забыли и о тех малых увечьях и синяках, которые получали, крутясь по хозяйству среди вечно путавшейся под ногами малышни.