— От чего ж она умерла-то?
— Да от пирога с персиками, который Эсси испекла.
— Да ты что?
— Точно тебе говорю. Она уж и на поправку пошла, я как раз накануне к ней заходила. Она просила черных ниток ей принести — что-то ей там для мальчика починить нужно было. Мне бы сразу догадаться, почему она черных ниток просит. Все знают, какой это знак.
— Это верно.
— Помнишь, Эмма точно так же все черных ниток просила? А тем же вечером замертво упала.
— Так ведь Джимми и у меня эти нитки просила! Все напоминала. Я уж хотела ей свою начатую катушку отдать, да она не взяла и новую катушку потребовала. Ну, я с утра Малышку Джун за нитками и послала, откуда ж мне было знать, что Джимми уже мертвая лежит. А я уж к ней собралась — с этими нитками да еще сладкого мяса для нее прихватила. Ты же знаешь, как она сладкое мясо любила.
— Да уж, всегда прямо-таки набрасывалась на него. Вы ведь с ней добрыми подругами были.
— Были, да. В общем, только я одеться успела, а тут Салли прибегает и кричит, что Чолли только что к мисс Элис примчался и сказал, будто Джимми умерла. Меня точно обухом по башке стукнуло, точно тебе говорю.
— А Эсси-то каково теперь? Она, должно быть, распоследней убийцей себя чувствует.
— Господи, да уж я пыталась ее уговаривать, говорила: «Господь дал, Господь и взял». Тут и сомневаться нечего — никак она в смерти Джимми не виновата. А пироги с персиками она всегда замечательные пекла. Но Эсси ничего и слушать не хочет, все твердит, что это ее пирог виноват, и я, честно говоря, подозреваю, что она права.
— А все ж не стоит ей так из-за этого убиваться. Она ведь сделала то же, что и любая из нас на ее месте.
— Это верно, ведь и сладкое мясо, которым я Джимми угостить хотела, могло то же самое сотворить.
— Вряд ли. Сладкое мясо чистое. А вот пирогами кормить того, у кого живот не в порядке, — это хуже не придумаешь. Удивляюсь я, как сама-то Джимми не сообразила, что пирогов ей никак нельзя?
— Может, и сообразила, да все равно не смогла отказаться. Вот и решила попробовать, чтобы Эсси не обидеть. Сама знаешь, какая у нас Джимми была добрая да хорошая.
— Еще бы! Она что-нибудь оставила?
— Ничего! Даже носового платка! А дом каким-то белым из Кларксвилла отойдет.
— Да ну? А я-то считала, что она его законная владелица.
— Может, когда и была, да только он давно уж ей не принадлежит. Я слышала, как страховщики с ее братом говорили.
— И сколько ж он теперь стоит?
— Восемьдесят пять долларов, как я слышала.
— Всего-то? А договориться она никак не могла?
— Никак. А тут еще похороны. Когда мой отец в прошлом апреле помер, нам все обошлось в сто пятьдесят долларов. И мы, конечно, все уплатили, а как же иначе? Ну, родственники Джимми, небось, вскладчину нужную сумму собрать сумели. Кстати, этот тип из похоронного бюро, который чернокожих в землю кладет, тоже недешево обходится.