— Вставай, вставай, девчонка! Ну же! — Дарлин с закрытыми глазами попыталась нашарить свои трусики, но не нашла, и они оба принялись искать их при свете луны. Наконец она их обнаружила и надела, но двигалась при этом, как дряхлая старуха.
Выйдя из соснового леса, они направились к дороге — Чолли впереди, Дарлин, еле переставляя ноги, сзади. Пошел дождь. «Это хорошо, — тут же подумал Чолли, — сразу всем станет ясно, почему мы такие грязные и мокрые».
Во дворе, где проходили поминки, оставался еще добрый десяток гостей. Джейк куда-то исчез, Зуки тоже видно не было. Кое-кто из оставшихся то и дело подкладывал себе угощенье — картошку, рис, бараньи ребрышки. Все были поглощены увлекательным разговором, свойственным раннему вечеру, о снах, привидениях и предчувствиях. Их миролюбивое спокойствие было вызвано алкоголем, способствовавшим воспоминаниям и выдумкам. На запоздалое появление Чолли и Дарлин они практически не прореагировали. Даже мать Дарлин не выказала ни тревоги, ни гнева — видно, тоже слишком много съела и выпила.
— Небось, промокла насквозь? Иди-ка сюда, девочка моя. По-моему, я тебя предупреждала… — Туфли матери Дарлин валялись под стулом, боковые застежки на платье были расстегнуты.
Кое-кто из гостей высказал предположение, что стоит немного подождать — может, дождь кончится или немного ослабеет. Но те, кто приехал в крытых повозках, все же решили, что лучше двинуться в путь сейчас, пока дождь не разошелся вовсю. Чолли сразу прошел в бывшую кладовку, которую тетушка давно переделала для него в маленькую комнатку. Увы, на его кушетке мирно спали три младенца. Он снял мокрую одежду — виноват был не только дождь, но и та вода, что стекала с сосновых ветвей, — и надел старый комбинезон, пытаясь определить, куда сейчас можно было бы пойти, чтобы хоть немного поспать. Только не в спальню тетушки Джимми! Об этом и речи быть не могло. И потом, ее наверняка собираются занять дядя О.В. и его жена. Чолли достал из сундука какое-то одеяло, расстелил на полу и лег. На кухне кто-то варил кофе, и Чолли вдруг тоже остро захотелось горячего кофе, и сразу после этой мысли он крепко уснул.
Весь следующий день был полон хлопот: чистка и уборка помещения, подведение счетов и распределение добра тетушки Джимми. У всех углы рта были скорбно опущены, глаза туманились слезой, ноги ступали осторожно и тихо.
Чолли бесцельно слонялся по дому, время от времени выполняя чьи-то несложные поручения. Вся его слава понесшего тяжкую утрату, все тепло, которым взрослые дарили его накануне, теперь сменились резкостью, почти грубостью, что, впрочем, вполне соответствовало его настроению. Пережитое вечером продолжало его терзать; он все еще чувствовал свет карманного фонарика у себя на ягодицах, вкус недозрелого винограда на губах и руки Дарлин, скользящие по его телу. А когда ему удавалось ненадолго прогнать эти мысли, в голове сразу возникала странная пустота — такое ощущение бывает, когда тебе выдерут зуб: воспаленная десна еще помнит, каким он был гнилым, а язык уже невольно ощупывает освободившееся и еще немного жидковатое место, где раньше торчал зуб. Опасаясь наткнуться на Дарлин, Чолли старался не отходить далеко от дома, однако и атмосфера, царившая в комнатах покойной тетушки Джимми, была для него невыносима.