— Воскрес и воскрес, — пожав плечами произнес, выступивший вперед Савинков. — В этом мире много странных вещей происходит. Но в нашем деле главное, что? Правильно. Что теперь этому отступнику и изменнику Керенскому придется иметь дело еще и с этим странным малым.
— А нам? — поинтересовался Чернов, бывший главный теоретиком революционных социалистов.
— А что нам? Он – суверен небольшого независимого государства – Великого княжества Вендского. У него свои интересы, у нас свои.
— Он муж Татьяны Николаевны Романовой, — заметил Чернов.
— Она не наследник престола. Я бы на ее месте вообще сидел тихо и не отсвечивал. Чай не дура – прекрасно понимает, что за минувшие два года Романовых заметно поубавилось. И она сама если и жива, то скорее чудом.
— Боюсь, что вы слишком оптимистичны, — покачал головой Чернов.
— Товарищи, а что мы теряем? — заметил Абрам Рафаилович Гоц. — Этот изменник сейчас слаб. Северный фронт его не поддержит…
— Но поддержит Юго-Западный, — перебил его Чернов. — А там хватит войск, чтобы нас раздавить. Достаточно будет пары казачьих дивизий.
— Мы точно этого не знаем.
— Чего? Что на нас довольно и двух дивизий?
— Нет, — возразил Гоц. — Что Юго-Западный фронт поддержит Керенского. Более того, мы можем сделать так, чтобы его никто не поддержал. У Меншикова очень высокая репутация в войсках. Что мешает нам выйти с официальным заявлением, будто бы мы не знали во что нас вовлекает этот мерзавец Керенский? И что совершать покушение на столь славного и полезного для России человека никогда бы не стали.
— Рискованно, — покачал головой Чернов. — Максим Иванович, как показала практика, очень опасный человек. Не боитесь, что из наших голов он сложит небольшой курган прямо посреди Невского? Хотели или не хотели, мы признаемся, что покушались.
— Верно, — кивнул Савенков. — В Меншикова стрелять – себе дороже.
— Значит нужно заявить, что нам стало известно, кто совершал на него покушение, — не унимался Гоц. — И Николая с семьей кто взорвал, тоже сказать. Что это не настоящие эсеры, а отщепенцы и предатели, изменники дела революции и просто мерзкие люди. Иуды, что за тридцать серебряников продали дело революции.
— Нам не поверят, — тихо произнес Семен Леонтьевич Маслов.
— Почему же, батенька, не поверят? — выступил вперед Владимир Ильич Ленин. — Разве Керенский не изменил делу революции? Разве не прогнулся под этих золотопогонников? Испугался. Не поверил в народ и его силу. В итоге что? Революция захлебнулась. Революция утонула. Оставив после себя только маленькую горстку мерзавцев.