А на дорожке...
На дорожке стояла мама.
Она держала в руках тортик в прозрачной пластиковой упаковке и большой букет каких-то мохнатых цветов, но руки разжались, и всё это - и тортик, и букет - медленно падало, падало, падало на дорожку, а огромные мамины глаза становились всё шире и шире, заполнили всё лицо, и наконец она прошептала - робко, одними губами - "Данил", и тортик шмякнулся на песок, и представительный мужчина, что-то ощутив, смущённо кашлянул и отошёл в сторонку...
Я не помню, как сиганул через перила...
Мама плакала - я не мог её успокоить, я обнимал её и гладил по волосам, и пальцами снимал прозрачные слезинки с её щёк. А она всё плакала и только повторяла без конца: "Данил... Мальчик мой... Данилка...", - и прижималась ко мне так крепко, словно намерена была ни за что и никогда в жизни больше от себя не отпустить...
Мужчина - я для себя уже решил, что это, наверное, и есть тот самый доктор Каминский, о котором мама частенько упоминала в письмах - потерянно топтался поодаль. Потом я краем глаза углядел, как он поднял торт и цветы, неловко пристроил все это на крылечко, а сам неуверенно двинулся к машине.
Я шепнул маме на ухо:
- Ма, твой кавалер удирает. Остановить?
Она сделала неясное движение - не то "да", не то "нет", я не понял; переспросил на всякий случай:
- Это Каминский?
Теперь мама уже кивнула определённо.
Я крикнул:
- Господин Каминский! Не убегайте!
Мама отчего-то разрыдалась сильнее, а доктор повернулся, улыбнулся и сказал:
- Тогда уж прихвачу из машины шампанское.
Потом мама растерянно искала свою сумочку, которая, как оказалось, всё время висела на тонком ремешке через плечо; в сумочке - ключ, который куда-то запропал... Сумочку решительно отобрал Каминский, вынул ключ из верхнего кармашка. Дверь тоже открыл он. И вообще взял на себя командование: первым делом набулькал маме коньяк в пузатую рюмку, пояснил, совсем как Док - "в медицинских целях!" - и заставил выпить. Поинтересовался:
- Данил, вам налить?
Я сказал:
- Давайте.
Он набулькал и мне, и себе.
Мама вдруг спохватилась:
- Данилка, ты голодный?
Я честно признался:
- Как зверь.
Мама ринулась на кухню. Ничего не вышло - всё падало у неё из рук, она разбила салатницу и уронила на пол мясо, и сунула картошку в посудомойку вместо картофелечистки. Я попытался отстранить её от этого процесса - прежде, чем она себе что-нибудь отрежет - и соорудить по-быстрому какой-нибудь бутерброд, но мама заплакала снова, растерянно держа на весу испачканные руки... Снова я её обнимал и утешал... В результате ужин тоже готовил Каминский.