В этот момент на кухню забежал Артем и стал конючить:
— Мам, дай конфетку! Ну, мам… мам… — дергает за рукав халата он.
Усилием воли я заставила себя встать и достать из шкафа целый кулек конфет. Сунула его сыну, лишь бы спровадить с кухни.
— Это было один раз, — тихо говорит Саша, как только Тёмка в обнимку с вожделенной добычей убегает в комнату. — Она подлезла ко мне на корпоративе. Я был пьян и… Маш, — он хватает меня за руку. — Это была ошибка… большая глупость. Я тебя люблю… Машенька…
— Знаю, — шепчу я в ответ и понимаю, что не могу сдержать слез. — Я это знаю.
Он обнимает меня крепко, а я не вырываюсь потому, что силы закончились. Остались только горечь и разочарование.
Саша обхватывает мое лицо ладонями, целует дрожание губы.
— Прости меня… прости. Я люблю только тебя.
Он так редко говорил мне эти слова, что я даже и не вспомню когда в последний раз. Год назад? Два года? Как же быстро приедается семейная жизнь.
Молча, расцепляю, удерживающие меня руки.
— Я устала. Спать хочу.
Он не удерживает. Провожает взглядом побитой собаки. И это мой вечно самоуверенный муж?
— Уложишь детей? — спрашиваю, перед тем, как уйти в спальню.
Он рассеянно кивает и открывает холодильник. Там стоит початая бутылка водки. Его рука замирает над ней, а затем он со стоном закрывает дверцу, прислоняясь к ней лбом.
— Иди отдыхай.
В тишине спальни я, не раздеваясь, ложусь на покрывало и моментально проваливаюсь в сон, перед этим подумав, что хорошо было бы проснуться утром и понять, что все это было просто ночным кошмаром.
Бабушка уже минут двадцать буравила меня недобрым взглядом и методично уничтожала заварные пирожные. Пользовалась моментом, пока дед не видит.
— Твоя логика просто убийственна, — глядя поверх очков, выдает она, свое гениальное умозаключение. — Люблю не могу, но простить не могу, потому что дура и сама это признаю. Ты уж определись, пожалуйста, с приоритетами.
— Умеешь ты, посоветовать, — меланхолично говорю я, старательно размешивая сахар в чае.
— А тут советовать не нужно, — пожилая женщина неодобрительно поджимает губы. — Не майся дурью, и не выноси мне мозг. Они у меня и так в последнее время плохо соображают.
— Поменьше налегай на сладкое, глядишь, и голова проясниться, — возвращаю шпильку я.
— Поговори мне тут еще. Ишь, выросла она, а ума не добавилось.
Я скептически посмотрела на нее и тут же вздрогнула, когда бабушка неожиданно шмякнула кулаком по столу, да так, что ее любимые фарфоровые чашечки с жалобным звяканьем подпрыгнули.
— Хватит себе нервы трепать и мужику. Это он сейчас перед тобой на задних лапках скачет, а как побьется о скалы, да и пойдет утешение искать. Да-да. Вот Ирочка обрадуется.