– Сара! Я же просил не выпускать Пэра и накрывать его клетку чехлом, – напомнил Холт как раз появившейся служанке и посадил птичку в небольшой вольер на высокой тумбе. И тут же накинул сверху плотную темную ткань, пока птица снова не начала выдавать секреты дома Джереми Холта. – По крайней мере до тех пор, пока он не забудет… Хм, ладно. Оставим это!
О! Сцена, оказывается, и правда была феерической. Мисс Вайтс совершенно не подбирала выражений. И мне как-то не хотелось бы встречаться с ней до тех пор, пока не только милый птах, но и сама Эмили Вайтс не заболеет амнезией.
– Прошу, мисс Фейл! – указал мне на стул подле небольшого столика хозяин дома, а сам вышел.
Ровно через несколько мгновений он вернулся с набором инструментов в небольшом саквояже и часами.
– Я вас умоляю, давайте быстрее, а то вы так громко злорадствуете, что я едва могу сдерживать желание вас придушить, – продолжал раздражаться мистер Холт, хлопнув на стол часы, как нечто маловажное, и осторожно, как величайшую ценность, поставил саквояж.
– Что вы! Я просто очень рада, что у меня действительно получилось сделать это плетение. Пусть и не совсем с тем эффектом, что планировалось. Я его, между прочим, готовила к выпускному экзамену. Но… увы!
Джереми Холт тяжело вздохнул и присел на подлокотник дивана.
– Боюсь уточнять, что там планировалось. У вас странное воображение, юная мисс.
– Точно как ваше чувство юмора, – решила не оставаться я в долгу, включив настольную лампу и осторожно раскрыв несессер.
Почему-то именно это особенно нервировало мистера вице-канцлера. Настолько, что я не сдержалась и заметила:
– Вы так нервничаете, словно это не набор инструментов, а члены династии.
– Не смешно! Это принадлежало моей матери…
Он запнулся, явно желая скрыть то, что обычно не хотят показывать окружающим люди его положения. Но в нашем с ним случае скрыть что-либо не очень получалось. Я остро почувствовала и его тоску, и непритупившуюся боль утраты. Но как-то это все не очень вязалось с образом злющего нервозного типа, вечно хамящего и язвящего. Хотя… я тоже всегда горюю, стоит вспомнить о матери.
Даже в этот момент, при ощущении чужой утраты, в душе всколыхнулась собственная застарелая тоска.
– Только не говорите, что это вы меня так жалеете! – не то приказал, не то попросил мужчина.
– С чего бы? Просто у меня тоже умерла мать, вот и… Оставим эту тему, хорошо?!
– Полностью с вами согласен. Так что там с часами?
Да! Часы.
С каким-то особым трепетом я взяла артефакторские очки и нацепила их на нос. Поправила лампу. И…
– Что за чертовщина?! – задала я первый, кажется, риторический, вопрос, который пришел мне в голову при виде того, во что превратилось плетение.