Для меня вопрос всегда был ясен: они могли бы ничего мне не говорить и ничего не делать. Я бы доказал свою невиновность, как я и сделал, без лишней огласки. Но из этого устроили скандальную кампанию в печати.
Если человеку нравится играть и он делает это на свои деньги, кому какое дело? Мне нравилось показывать, что я знаток, предсказывать результаты. Мне нравится игра, и я делал это не ради денег, я в них не нуждаюсь. Я всегда играл на тотализаторе. Помните, как ребенком я думал, что выиграл тринадцать? Потом было двенадцать на миллион, большое удовлетворение.
Думаю, я единственный в мире игрок, который ставил только на выход и ни разу не ставил на вход. Деньги, которые я выигрывал, я клал на тот же онлайн-счет, с которого играл. Да, я все делал с помощью кредитной карты. Вы хоть раз видели игрока-мошенника, который так делает?
– Можете искать где угодно, у меня вы ничего не найдете. Мне нечего прятать.
Когда Бюро расследований Федерации футбола предъявило мне обвинение – договорные матчи, на которые я делал ставки, я смотрел им прямо в глаза.
– Делайте, что хотите, но я скажу вам одну вещь: если вам удастся найти доказательство, хоть минимальное, того, что я в этом участвовал, вы не должны дисквалифицировать меня на год, на два или на пять. Вы должны отстранить меня от футбола. Навсегда.
Те, кто меня допрашивал, были потрясены моими словами, кто-то даже засмеялся во время допроса, потому что понял, насколько абсурдным было это дело. Достаточно быстро эта история закончилась.
Игра на ставках для меня – способ «спустить пар», нечто такое, что не может не нравиться человеку. Это вызов. Я делал ставки на теннис, потому что немного в нем разбираюсь, несколько раз был на «Ролан Гаррос», знаю Федерера, Надаля, Мойя. Время от времени, когда у меня есть возможность, я иду в казино: блэк джек, рулетка, покер.
Я могу делать все, что угодно, но не совершать нечестные и недостойные вещи. Например, не смогу подстроить результаты матча ради своей личной выгоды.
Тем временем, незадолго до чемпионата мира, я вернулся домой и обнаружил свою семью постаревшей на двести лет. Медиа действительно сильно влияют на людей. Даже мой отец начал меня подозревать.
Он сказал мне:
– Я действительно видел, что в некоторых матчах ты был не очень. Ты бросался за мячом туда, где его не было.
Тогда, как и много раз до этого, я засучил рукава. Каждое утро я смотрел в зеркало и говорил себе:
– Ты сможешь пережить это.
Той полной волнений весной идти вперед было гораздо тяжелее, чем прежде. Я должен был забыть о «Юве», оказавшемся на краю бездны, о своих фото в газетах с подписью «преступник», о разговорах, что я, Каннаваро и Липпи должны остаться дома.