— Можете следовать, — разрешил патрульный.
Дьяков поднял воротник.
«Пронесло. Хотя к документам не придраться, но лучше не рисковать и не предъявлять. Хорошо, что предусмотрительно отрастил усы с бородкой, не срезал закрывающие лоб пряди. В таком виде никто не узнает бургомистра. Для окончательной маскировки хорошо бы забинтовать голову, закрыть повязкой глаз».
Чтобы не столкнуться с горожанами, прошел к вокзалу сквозь руины, где мог подорваться на мине, которые вместе с неразорвавшимися снарядами, гранатами встречались на каждом шагу.
От вокзала остались лишь стены с окнами-глазницами, ставшее скелетом здание просматривалось насквозь. На путях стоял санитарный состав, из другого выгружали продукты, медикаменты, строительные материалы для восстановления жилого фонда. Желающие уехать терпеливо ждали пассажирских поездов.
Из уважения к петлицам и наградам очередь пропустила Дьякова к кассе. Протянул в окошко военный билет, справку госпиталя, деньги.
— Мне в Свердловск.
— Будет лишь на Липецк, — ответила кассирша.
— Выписывай. Там пересяду на уходящий к Уралу.
Чтобы не мозолить глаза, скрылся за углом. Приобрел у торговки бумажный фунтик с жареными тыквенными семечками, когда сгрыз, развернул клочок газеты с карикатурой Гитлера, стихами:
Фюрер выл, визжал, рычал,
Фюрер сроки назначал:
«Взять к седьмому Сталинград—
Закачу я в нем парад!..
— Что за дьявольское чудо?
Фюрер в бешенстве вопит.
— Город крепостью стоит!»
Дни бегут, летят недели —
Фюрер вздор в эфире мелет.
Сталинградская припарка
Греет крепко, греет жарко —
В клещи огненные взят,
Заметался черный гад.
Сроки русские настали —
Он отведал русской стали,
Той, чье имя Сталинград!
Дьяков усмехнулся в усы.
«Врут стихи — не выстоял город, не стал крепостью, позорно сдался противнику, почти полгода пробыл под пятой немцев и моим руководством».
На оборотной стороне газетного огрызка был снимок — машина с ракетной установкой производила огненный залп.
«Вот она какая, легендарная «Катюша». Хорошо, что вижу в газете, а не наяву, когда от ракет не уберечься…»
В ожидании прибытия и отправления нужного состава присел у стены на свой мешок. Смежил веки, расслабился. Пропали долго не покидавшие настороженность, страх, но вздремнуть не позволило урчание в желудке.
«Почти сутки во рту не имел даже крошки. Обладаю деньгами без счета, а приходится класть зубы не полку, голодать. Ничего не остается, как терпеть до первой остановки поезда — на полустанке, разъезде приобрету вареную картошку, яйца, лук, даже хлеб, молоко».
Вспомнил чем кормила хлебосольная Клавдия, облизнулся.