Её последние слова с тревогой пронеслись в моём сердце.
– Я вижу, для тебя это неожиданная новость. Думаю, Макс и сам собирался сказать тебе об этом, но всё никак не находил время. А теперь, подумай, что в этом случае следовало бы сделать тебе. Не догадываешься? Что же, я тебе подскажу. Лучшее, что ты можешь сделать, так это покинуть этот дом.
Я подняла на неё растерянные глаза.
– Кстати, чем скорее ты это сделаешь, тем лучше для тебя. Я, конечно, понимаю, – продолжала она. – Ты привыкла к этому дому. Насколько я поняла, над тобой взяли опеку, когда ты была ещё маленькой девочкой. Сейчас она, сама того не понимая, затронула мои самые глубокие и болезненные стороны души. После чего она дала мне понять, что я здесь абсолютно никто и что меня взяли в этот дом из милости, то есть пожалели. И теперь она, как будущая невеста Макса, указывала мне на дверь. Я должна убраться из этого дома вон!
– И потом, ну сама подумай, – продолжала она. – Ну сколько ещё в этом доме могут все возиться с тобой? А Макс… – она недовольно закатила глаза. – Долго он ещё будет за тобой присматривать? Он отрастил себе такое непомерное чувство долга по отношению к тебе, что я прихожу от этого в ужас. Ведь ты, по сути, ему никто, ты не родственница, не сестра. Ну, кто ты? Кто? Почему он должен какую-то часть, нет, не какую-то, а всю оставшуюся жизнь посвящать тебе? Да кто ты такая? У него из-за тебя даже нет времени… – тут она осеклась и на мгновение замолчала, пытаясь подобрать какие-то слова. – Не знаю, как ещё тебе объяснить, чтобы ты, наконец, поняла, что…
– Не нужно ничего объяснять, – собравшись, сказала я. – Я всё поняла.
– О, я очень на это надеюсь, – пристально посмотрев мне в глаза, словно пытаясь загипнотизировать меня, сказала она и плавно, как ленивая кошка, направилась по парадной лестнице наверх.
Какое-то время я стояла тихо, опустив руки, и, казалось, не могла сдвинуться с места, словно меня к нему пригвоздили, убив во мне всю силу воли куда-либо идти. Наконец, постепенно приходя в себя, я медленно поплелась в свою комнату.
Весь день у меня не было возможности подумать о том, что мне делать дальше, так как с утра я вела уроки в начальной школе, после обеда занималась с отстающими по программе детьми и допоздна проверяла тетради детей. Домой я вернулась, как всегда, поздним вечером, устало поднявшись к себе.
Итак, теперь я, наконец, могла подумать над тем, что не выходило у меня из головы весь день, а именно как поступить дальше и что делать, как найти выход из сложившегося положения. Те несколько вариантов, которые я перебирала в уме, как мне казалось, никуда не годились. Последним из них был вариант поехать к своей родной тёте, которая жила далеко отсюда. Казалось бы, выход найден, но меня смущало одно обстоятельство: она бы непременно начала у меня выпытывать, почему я покинула дом крёстной, что произошло такого, что толкнуло меня на этот поступок, к тому же мне не хотелось обременять её заботой о моём устройстве. Так я продолжала размышлять дальше до тех пор, пока ответ сам не пришёл ко мне, так как неожиданно внутренний голос, который всё это время молчал, вдруг ответил мне: «Ты можешь попросить распределения в колледже, в другой город или в какую-нибудь местность, которая будет находиться далеко отсюда», и эта идея показалась мне куда лучше всех предыдущих. Повинуясь совету своего внутреннего голоса, я на следующий же день направилась в колледж, где попросила распределения в другую местность, чем сильно удивила своего классного руководителя. Эта внимательная добрая женщина со светлым облаком кудрявых волос, невысокого роста и худощавая, имела привычку при каких-либо неблагоприятных обстоятельствах нервно качать головой и погружаться при этом в глубокую задумчивость. Вот и сейчас она с удивлением посмотрела на меня и, разведя в растерянности руками, забормотала: