Да, это было бы глупо. Я еще раз посмотрел на надгробья Дэна и Молли, выждав недолгую паузу, а после поднял глаза на следователя.
— Только любовь могла сделать меня счастливым! У меня было все, кроме нее, и я гнался за ней, не думая ни о чем другом. Но любовь не так прекрасна, какой кажется. Она отравляет ум, лишает рассудка, вынуждает идти на крайние меры, доводит до сумасшествия… Прежде свободный человек вдруг становится пленником мнимой страсти, а она только дразнит, разжигая огонь в душе.
Мой голос был ровным, смиренным, а дрожь отпустила тело. Я не попытался убежать. Бежать было некуда, даже от себя самого.
— Душевные тяготы не могут стать оправданием. Возможно, там, наверху, тебе и удастся сторговаться, но только не здесь! Мистер Моррэс, вытяните вперед руки! — следователь достал из кармана пальто наручники, и я покорно позволил замкнуть браслеты узника на моих запястьях.
Снег тихо покрывал землю, а вместе с ней и алые, как кровь, розы. Я в последний раз обернулся на могилы друзей: вечно молодые и навечно вместе. Я понял, что и мне самому скоро придется проститься с этим миром. Меня ожидало два пути: вечное заточение или же казнь — две вещи, подразумевающие одинаковый смысл, так как каждая для меня означает смерть, ведь я не смог бы жить, лишившись свободы.
Бетти предостерегала меня не зря. Впрочем, где-то в душе я знал, что это случится и, отплывая в Америку, чувствовал, что вижу берег Европы в последний раз. Человек — самоуверенное существо. Даже зная о риске и предчувствуя опасность, он все равно «становится на край отвесной скалы». Однако, «срываясь в пропасть», стоит пенять только на себя!
* * *
Дело возобновили. Даже тогда, блистая среди лучших людей Нью-Йорка, имея отели и ресторан, я не был так знаменит, как сейчас. Только это была не та слава, о которой стоит мечтать. Отверженный и гонимый всеми, я боялся поднять глаза на тех, кто прежде считал меня добропорядочным, благородным человеком.
На судебном процессе собралось как будто полгорода, а на улице ожидали газетчики и другие зеваки. Случись такое веком ранее, меня бы без жалости забросали камнями. Судье с трудом удавалось сдерживать собравшихся зрителей. Я слышал их слова, призывавшие разорвать меня на куски. Это было больно, но — я глубоко осознавал — справедливо.
Среди собравшихся были еще два человека, на которых я осмелился взглянуть лишь раз, — Сара Роуз и Рэй Мак’Коллин. Они смотрели на меня с презрением и глубоким разочарованием, ведь я разрушил все их убеждения о том, какой я человек. Любовь Сары сменилась ненавистью. Хватило одного только мгновения, чтобы понять это. На ней был черный, строгий костюм, а светлые волосы, как раньше, были убраны в элегантную прическу. Этот траурный наряд и безмерная печаль на лице выражали ту боль, которую я ей причинил. Я не только не дал ей ответной любви, но и лишил единственной подруги. Очевидно, Сару, как и меня, не спасли ушедшие годы: есть раны, которые никогда не заживают и с ними приходится существовать до конца дней, а боль становится частью жизни.