Священник, казалось, совсем не устал слушать мой затянувшийся рассказ. За эти несколько часов он ни разу не сменил позу, ему не захотелось встать, чтобы размять спину, впрочем, и я сам, на удивление, не был утомлен.
Говорить было нечего. Я замолчал, ощутив в душе непомерное облегчение — ноша, которую я носил за плечами долгие годы, наконец, спала. Но меж тем меня одолело любопытство: «Что же думает обо мне этот старик, ведь я рассказал ему каждую мелочь, ничего не утаил?» Я искал в его лице хоть какие-то эмоции — презрение или хотя бы глубокую боль за мою пропащую душу. Я ожидал услышать самое плохое, ведь человек, узнавший такое, не может оставаться столь умиротворенным.
— Ну, так что же? Давайте! Начните, наконец, осуждать меня! — воскликнул я, поднявшись с кровати. — Скажите, хоть слово!
Священник молча встал и спокойным взглядом посмотрел мне в глаза.
— Твоя история ужасна, Мартин! И ужасна оттого, что ты сам ее творец. Но скажи: если бы ты мог пройти этот путь иначе, если бы получил второй шанс, как бы ты поступил тогда?
— Какая нелепость! — я отчаянно рассмеялся. — Забавная шутка, святой отец, учитывая, что завтра меня поведут на казнь! Но я все-таки отвечу! Если бы я имел право вернуться, то не допустил бы этих несчастий, я бы сберег тех, кого погубил. Никто в мире не может испытывать большее сожаление, чем я сейчас!
— Хорошо! — улыбнулся он.
Я смотрел на священника, ожидая ответа, но тот, подобно нечеткой картинке, вдруг стал медленно расплываться перед глазами, как все находившееся вокруг. Резкость куда-то исчезла: «Я теряю сознание?» Ощущение реальности стало пропадать, а вдалеке, но в то же время, будто в собственной голове, я стал слышать чей-то голос. Неразборчивые слова напоминали надоедливое бурчание, становясь все громче и ближе. Перед глазами стало совсем темно…
— Просыпайся! — громкий выкрик заставил меня открыть глаза.
Я увидел совсем иную комнату: светлую, чистую и роскошную. Я больше не был в той камере, в том жутком месте, а священник куда-то исчез… Мягкая, уютная постель, на которой я сидел, очень отличалась от тюремной кровати. Она, скорее, была одной из тех, на которых я привык спать с рождения.