— Что тебе надо? — пробурчал я.
— Пора тебе сбросить траур.
Я вернулся к дивану, сел. Он последовал за мной.
— Почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Надо бы. В принципе, мне нет до тебя дела.
— Вот и хорошо.
— Но ты мне все еще нужен.
— Именно это и сказала мне Барбара.
— Правда? — он сощурился. — Она была умнее, чем мне казалось, — он прошелся по комнате, глянул на остатки еды на тарелках. — Когда ты ел в последний раз?
Я пожал плечами.
— Не помню. Если мне хочется есть, я звоню в бюро обслуживания.
— А выпивка у тебя есть?
— В баре. Наливай, сколько хочешь.
Он шагнул к бару, достал бутылку шотландского, наполнил до краев два стакана. Протянул один мне.
— Держи. Тебе надо выпить.
— Не хочу.
Он поставил один стакан на стол, вновь закружил по комнате, изредка прикладываясь к своему. А потом скрылся в спальне. Оттуда донесся какой-то шум. Я не сдвинулся с места. Но четверть часа спустя не выдержал и последовал за ним.
На полу лежала груда одежды. Сэм появился из ее гардеробной и добавил еще охапку платьев.
— Что ты делаешь? — завопил я. — Это же одежда Барбары!
— Я знаю, — он тяжело дышал, непривычный к физическим усилиям. — Но зачем они тебе? Или ты собираешься их носить?
Я наклонился и начал собирать юбки, блузки, платья.
Сэм вырвал их у меня из рук и грубо толкнул. Я попытался ударить его, но он перехватил мои руки, сначала одну, потом — вторую, и крепко зажал в своих.
— Она умерла! Умерла, и ты должен с этим смириться. Умерла, и тебе не вернуть ее к жизни. Так что незачем пытаться лечь рядом с ней в могилу.
— Ее убил я! Если б я не отослал ее, она бы не умерла.
Я был бы рядом с ней, когда это случилось.
— Возможно, ты ничего не смог бы изменить. Умирают все, каждый в положенное ему время.
— И это тебе известно, — с горечью бросил я. — Вы, евреи, похоже, знаете все на свете. Даже о смерти.
— Да. Даже о смерти, — голос его помягчел. Он выпустил мои руки. — Мы, евреи, общаемся со смертью шесть тысяч лет. И научились жить рядом с ней. Пришлось.
— И как же вы с ней живете?
— Мы плачем.
— Я забыл, как это делается. Последний раз я плакал в далеком детстве. Теперь я вырос.
— Попробуй, — упорствовал Сэм. — Тебе это поможет.
— Тебе придется научить меня.
— Я научу.
Он открыл дверь моей гардеробной, заглянул внутрь, взял шляпу, надел, повернулся ко мне.
Такой нелепый в шляпе, едва держащейся на макушке, с блестящим от пота, мясистым лицом, в очках в черной роговой оправе. Я едва не рассмеялся, но что-то остановило меня.
Передо мной стоял другой человек.
— На каждых похоронах и раз в год, на Йом-Киппур