— Кто?
— Здравствуйте. Витечка, здравствуй. Батько до тебя прислал.
— А что?
— Как чувствуешь? Плохо?
— Коля, что? Скажи, что?
— Чего сполохнулась? Дело у батька до тебя. Сказал: коли прийти в силе…
— Да куда ей?..
— В силе, Руфочка, в силе. Скажи, Коля, приду. Чаю выпью только.
— С ума сошла, куда?
— Коли не можешь…
— Могу. Руфочка, оставь, — могу. Скажи — приду.
— Верно придешь — то я зараз домой. А коли нет…
— Иди домой. Чаю только выпью. Домой иди.
Встала с постели, комната потемнела, заплясала. Хорошо, Руфа не видела первых пьяных шагов, заваривала чай. От горячего чая снова помутнело вокруг, поплыло, застучало в голове.
— Если правда пойдешь, съешь хоть шанежку или калача.
— Да. — Должна быть в силе, и Руфу жалко огорчать. — Дай шаньгу.
Стала собираться. Осиротевшие, как она, его вещи говорили: никогда уже, ничего уже, не нужны уже…
Руфа взяла Викторию за руки:
— Пойду с тобой.
Оттолкнуть нельзя, а нежность не выдержать:
— Разве я больна? Да у тебя ведь репетиция. Сиди, учи свою роль, — осторожно отстранилась. — Приходи ночевать, Руфонька.
На крыльце опять накрыло темное облако, остановилась. «Сказать Ефиму Карповичу, куда я… Не надо. Уже не надо. — Постояла у перил. — Вот здесь вчера… Шаталась, скользила, старалась идти тверже. Как легко бывало, у него крепкая рука».
Какое дело у батька? Надо быть в силе. Все должна делать, что бы ни было. Должна за него и за себя. Дышать ровней, идти спокойно, быть в силе. Только в голове гвозди. Народ на улицах какой-то новый. Сколько хожено с ним. Тут за мостом всегда встречал. «Все семнадцать живы» — и успокоилась, не подумала, что там ведь еще бой. Ждала, не терпелось поскорей, но совсем не думала… Подробно узнать до конца. А что у Лагутина с ногой? Зайти к нему. Кажется, нехорошо я с ним вчера?.. Не помню. Дыра какая-то. Здесь, в переулке, редакция. Как могла не понять, не оценить? Или он другой был раньше? Небо в звездах. Полярная, Кассиопея… Он все созвездия знал, и планеты, и звезды… Голову ясную, голову. Сколько должна учить, сдавать за полугодие: физиологию, эмбриологию, по химии практикум… Ревком светится. Что за дело у батька? Все равно — должна. Сколько радости принес этот дом. Человек не может быть счастлив, если вокруг нет счастья. А если нет своего, папа? Какое б ни было горе, нельзя нянчиться с собой, надо помнить о других. Помню, тетя Мариша.
Привычно улыбнулась караульному:
— Добрый вечер.
Тяжело поднялась по лестнице. Перед комнатой Дубнова за столом сидели молодые в военном, один читал вслух газету, трое слушали. Посмотрели, ответили: «Здравствуйте» — и опять занялись газетой.