— Молоко у матери пропало. Надо отвар, рис, а где его взять? С маленьким так опасно. Врача, видно, не нашли в поезде. А я же ничего о маленьких не знаю.
Повстречались мы снова с тобой…
— Не слышите, молчит малыш? Может, на станции бы врача?.. Где, как искать?
И с улыбкою ты мне говорила,
Что о теперь я для тебя чужой…
— Бог ты мой, — голос! А песня!
— Жесточайший романс. А что, если, по старой памяти, к вашим друзьям чекистам, мадонна? В поездках нас как выручали.
Стоянка шесть минут. Чтобы не терять времени на поиски, подъезжая, высмотрели белые буквы на кумаче: «ОРТЧК», соскочили еще на ходу и — бегом. Хорошенький веселый чекист переспрашивал сочувственно и растерянно:
— Бандиты, говорите? Также работник Чека? И его, значит, к мужниным родителям? И шибко болеет малец? Так мы-то… что? — Будто найдя выход, встал. — К начальнику давайте, на платформе он.
Начальник, немного постарше, худой и бледный, с цепким умным взглядом, сообразил мгновенно:
— До Кургана хотя часа три проедете, но — город, понимаете, и стоянка большая. Мы сообщим по служебному, чтоб к поезду доктора пригласили. — Он шел с ними до вагона и рядом с вагоном, пока поезд набирал ход, записал фамилии матери, Виктории, Леонида, вслед крикнул: — Не дадим пропасть! Ребенок же!
— Ну, как, успокоились?
От голоса, от взгляда стало светлее.
— Не совсем: ребенку нет полугода, а еще три часа! — и скорей пошла в коридор.
В том конце опять дрынкала балалайка и заливался сочный женский голос:
А близко опять заплакал малыш. Дядя в неподпоясанной гимнастерке, заросший до глаз серыми волосами, наклонился над ним, нерешительно подергивал подушку:
— Дуня постирать пошла. Вот, няньчею.
Виктория, не глядя, отдала пальто Леониду.
Полюбил я ее, полюбил горячо…
Худенькое тело рвалось из рук, сердце в нем стучало так часто, что казалось, не хватит у него силенок, не выдержит и вот-вот остановится. Завернула покрепче ручонки, взяла кружку с чаем — холодный.
А она на любовь смотрит так ха-а-ла-адно…
— Леонид, пожалуйста, подлейте кипятку, — сказала строго и тут же подумала, что опять обижает, а за что? И попросила даже ласково: — Надо флягу погорячей. Вам не трудно, Леня?
— Надеюсь справиться, — не глядя, взял флягу и ушел.
Больше не посмотрит, как там, на площадке… И не надо. Как надоела балалайка и певица. И пусть. Лишь бы маленький… Как пьет, поспевай только. А глядит серьезно. Голубоглазый. Мордашка худенькая, шея старушечья. Просто счастье, когда не плачет. Будет ли в этом Кургане врач? Лишь бы хороший, чтоб знал, как с грудными…