— Пусть, пусть косатая на печке моей ночует, — вдруг пропел Петрусь.
Она засмеялась:
— Сам хозяин распорядился! Приходится остаться.
Дождь шелестел, чернели окна. На теплой печке пахло овчиной, сеном и сосной. Рядом легко дышал Петрусь. Сегодняшнее утро — ожидание анатомии, лекция Дружинина, мысли о нем, о своем будущем, — все это ушло очень далеко. Даже митинг был по крайней мере неделю назад. Француженка, цыганистая баба с письмом… Где он? Где Елена Бержишко? Удастся ли что-нибудь? «Попробуем», — сказал батько… Почему так спокойно мне здесь? Почему не страшно?
Петрусь пошевелился. Глаза привыкли к темноте, она различала очертания маленького тела, раскинувшегося во сне. Протянула руку, чтобы почувствовать живое тепло, придвинулась, оперлась на локоть, всматривалась в сонное личико. Потом положила голову на край его подушки…
_____
Вставали у Дубковых рано. Утро было солнечное. Дубков с Колей пошли на реку за водой, Анна Тарасовна пекла лепешки, Виктория умывала Петруся, он баловался, она угодила ему пальцем в рот и от хохота чуть не упала с ним вместе.
Напились чаю. Николай Николаевич собрался уходить.
— Я с вами!
— Нет, Витя, — сказали вместе Анна Тарасовна и Дубков. Он улыбнулся, как Петрусь, хитро:
— Меня ангел-хранитель провожает. Гляньте-ка, — похаживает по бережку. Охранка ихняя против царской ничего не стоит, а осторожность нужна. Тем более, дело до вас есть.
Виктория вытянулась перед ним, не дыша:
— Какое?
— Сходить на Кирпичную улицу можете?
— Конечно. Сейчас? Когда?
— Часа в три-четыре.
Викторию никогда не подводила память. Было легко запомнить наизусть несколько страниц из учебника, подряд вывески на Кузнецком мосту, случайный разговор, названия, имена, цифры, телефоны — все нужное и еще больше ненужного свободно удерживала память, А несколько слов, сказанных Дубковым, не переставая повторяла на лекциях и между лекциями и боялась забыть.
В обсуждениях митинга и всех событий она не участвовала. Дубков сказал: «Поменьше говорите на политические темы». Да и что разговаривать, когда есть пускай маленькое, а все-таки дело.
С лекции по химии удрала и ровно в три отправилась на Кирпичную улицу. Сердце било в грудь и в спину. Дрожала рука, когда она дернула звонок. В окнах домика густо зеленели цветы. Она услышала неторопливые шаги, дверь отворил невысокий мужчина в очках, с темной седеющей бородой.
— Меня прислали к портному, — сказала она пискливо, как маленькая девочка.
— Проходите.
Она вошла в галерейку с разноцветными стеклами. Из дома доносилось побрякивание кастрюль, пахло глаженьем и жареным луком.