Наутро перед университетом догнал ее Козлухин, пробасил презрительно:
— Боитесь, кажется, ручки замарать? Пусть за революцию гибнут другие?
— И почему вы с этим Козлухиным в друзьях?
— В каких друзьях? В гимназии учились…
— Не нравится ни это воровство, ни сам Козлухин. Не знаю я… Все стыдно: едим, спим, еще хохочем, поем… В анатомке копаемся…
— О, загнули! Учиться стыдно? Да профессия у нас на все времена… А что поет Гурий…
— Я не про Гурия…
Разговаривать на улице невозможно. Виктория даже остановилась, дыхание перехватывает. Вокруг — ничего, непроглядная муть. Под ногами твердая земля, а кажется, шагнешь — и сорвешься в пустоту.
— Пошли, пошли, пошли назло врагам, — глухо, сквозь шарф, сказал Сережа и потащил за локоть.
Холод жжет лицо, вползает под шубу, в валенки, тело сводит. А Серега в изношенном демисезоне, в старых сапогах… бежать бы скорей, и — никак! Фонари не светят, желтые пятна только направление показывают.
— Ноги не поднимайте. Щупайте дорогу.
Все равно, как ни щупай — то нога в сугроб, то налетишь на тумбу, то забор заденешь плечом. Провода стонут, как живые, вдруг столб затрещит, будто его рвет на части. Визжит, хрипит под ногами снег. Звуки длинные, гулкие. Пелена до того плотная, кажется — можно руками схватить. Лучше бы сегодня вечерок с папой — так много надо рассказать.
— Осторожно! Спуск.
Навстречу визжат шаги… хлоп — упал кто-то.
— Вы где? Помочь?
Неопределенное «спасибо» в ответ, и снова хруст и визг шагов. Неприятно упасть. Даже снег каменный.
— Уже мост, по моим расчетам. Левее, синьора.
— Вы очень замерзли?
— Мы — привышные, тутошние. Правее, к перилам.
Как спокойно идти вдоль перил. И дом уже рядом. Перейти Базарную площадь…
Отца не было дома. Сережа посидел минут десять, выпил чаю с пирогом, отогрелся и ушел.
Где же папа? Так привыкла подробно ему рассказывать… Он шутил, что может свободно сдавать остеологию. Подождала немного — наверное, придет вместе с мамой — и легла.
Хоть на несколько дней надо бросить анатомку. Уже неделю не была у Дубковых, даже урок с Петрусем пропустила — свинство. Гистологию забросила, в химический дорогу забыла — совсем разболталась. К Раисе Николаевне надо. И с папой столько накопилось… Конспирация — конспирацией, но просто принципиально об этом идейном воровстве надо с папой… А завтра можно сдать отработанную голову и попросить у прозектора новую работу, и он, конечно же, разрешит. Завтра…
— Виташа. Дочура.
Тихий голос отца, его рука гладит голову. Хорошо. А глаза не открыть. Разве утро?..
— Виташа. Проснись, Виташа.
Свет в комнате, лицо у папы строгое… Быстро поднялась.