— Душа моя, не обижайтесь. Вы же очаровательны в вашей непосредственности! Простите, ради бога, если я…
Все как-то повернулись, передвинулись. Озаровский вдруг очутился рядом, Тася и Люда уже около генеральши… А Нектарий? Где Нектарий? Неужели ушел? Кто это за спиной? Знакомый голос бархатно переливается:
— Я не сентиментален, нет, нисколько!
Кто? А, Зеленецкий, великий златоуст.
— …Но есть вещи, которые могут отвратить людей колеблющихся, так сказать, заядлых гуманистов, иметь не тот резонанс и покоробить союзников…
— Сегодняшняя гуманная лекция смутила вас, однако, господин адвокат.
Не ушел. Почему они все не уходят?
— А давайте поглядим как материалисты. Мало мы им дали товаром да концессиями? Не так уж бескорыстны, да и не больно брезгливы наши союзники.
Он поймет, кто — Леша.
— Не о том я, Нектарий Нектариевич. Это — само собой. Я о произволе, о жестокостях, которые могут обернуться против нас же. Бешеных собак уничтожают — это аксиома. Но зачем средневековые пытки? Бессмысленно, некультурно и просто отвратительно.
— Так в чем, однако, дело-то?
— Ко мне обратилась дама, вернее женщина, фамилия…
Зеленецкий говорил тише, голос терялся, все труднее было выделять его из общей болтовни, смеха, восклицаний.
— …Арямов — знаете, из контрразведки? На допросе втыкал ее дочери под лопатки ножницы… и беззаконие, и…
— У вас такие испуганные глаза… — Это Озаровский.
— Нет, нет. Вам показалось.
— …Согласитесь, это омерзительно, садизм и, главное, бессмыслица. Канцелярские ножницы! Ну, расстреляй, если уж…
— Господа! Слушайте, остроумнейшая загадка…
— …Совсем распоясались, а если об этих ножницах станет широко известно…
— Станет или не станет, беды в том не вижу. — «Этого слышно ясно». — Слабонервным эсерчикам с нами, все одно, не по пути. Лес рубят — щепки летят.
— Но это может…
Нектарий будто придавил Зеленецкого:
— И, право, советую: не суйтесь вы в дела контрразведки. Сидим-то ведь на вулкане: там — восстание, там — банды. И не ко времени нынче излишняя чувствительность.
Если Нектарий догадается…
— Вот — вы побледнели даже.
— Нет, — расправила похолодевшую спину, посмотрела в глаза Озаровскому. Замученные глаза. — Да. Меня пугает жестокость.
— Меня тоже ужасает, отвращает… Я становлюсь больным от столкновения…
— …Принцевы, конечно, был блеф. — Это Крутилин подвизгивает. — Полковник не упомянул даже.
Нектарий глухо засмеялся:
— Больно вам эти острова нужны? Мириться с большевиками? А вот, у вас не спросясь, адмирал отказался от конференции.
— Да что вы?
— Дипломатический ход, само собой. Вести переговоры — признать юридическим лицом, то есть законным правительством. Представляете, какое впечатление…