Златка помотала головой.
– Прости, но я такого количества лет себе даже представить не могу.
– Да и ладно, – успокоил ее Бобров. – Просто это было очень давно. Хотя, при таком течении жизни, все это случилось словно бы вчера. Так вот, родители при рождении назвали девочку Псапфа, что на ихнем эолийском наречии означало «ясная» или «светлая». И, что самое интересное, не ошиблись. Более ясной и светлой поэтессы этот мир не знал. Ею восхищались все: Солон, Платон, Алкей, Геродот. Ее приравнивали по поэтическому дару к Гомеру, а это вообще для греков недосягаемая вершина. Вобщем женщина была достойна любви и подражания. Мы бы посетили ее могилу, но я, к великому сожалению, не знаю где она была похоронена. Знаю только, что где-то здесь, на Лесбосе.
– Ну так, если, как ты говоришь, она была такой известной, давай спросим у любого, – предложил Серега и огляделся. – Вон, вроде местный идет. Эй, любезный, ты не пояснишь нам, людям нездешним, где находится могила поэтессы Сапфо?
Пожилой грек в длинном подпоясанном хитоне, будучи намного ниже Сереги, поднял к нему седую бороду.
– Сапфо? – переспросил он, и в голосе прозвучало сомнение. – Откуда вы, чужеземцы?
– Херсонес Таврический, – поспешил вмешаться Бобров, опасаясь, как бы Серега не ляпнул, что они из Севастополя. – Может, слышали?
Старик пожевал губами и признался:
– Нет, не слышал. Но, если вы хотите увидеть могилу нашей Сапфо, идите по этой улице до конца и за последними домами повернете направо и через полстадии сами увидите. Там невозможно ошибиться.
– Благодарю тебя, – Бобров поклонился.
Серега поклонился молча.
Могилу действительно они увидели издалека, и, старик оказался прав, не признать ее было невозможно. Белый полированный мрамор немного посерел за столетия, но общее впечатление оставалось прежним. И надпись ?АпФ£. Постояли немного. Потом Серега вдруг сказал:
– Подождите меня здесь, – и скорым шагом удалился.
Вернулся он минут через пятнадцать с амфорой и стопкой чаш. Отбив обухом ножа горлышко амфоры, он разлил густое красное вино по чашам.
– Шеф, а ты знаешь что-нибудь из ее стихов?
Бобров посмотрел на него внимательно и утвердительно кивнул.
Богом кажется мне по счастью Человек, который так близко-близко Пред тобой сидит, твой журчащий нежно Слушает голос И прелестный смех...
(из Сафо пер. Вяземского)
– Шеф, но откуда?
– Оттуда, – сказал Бобров грубо и опрокинул в себя чашу.
Когда они шли обратно, Златка все норовила заглянуть в лицо Боброву, прижимаясь к его левому боку. Но тот постоянно отворачивался.
«Трезубец» вышел в море поутру. Свежий ветер дул с запада. Остальные суда предпочли отстаиваться в порту и «Трезубец» был единственным, кто отдал швартовы. Вовану советовали не соваться, но он поступил вопреки советам. Косясь на его относительно высокие мачты, бывалые моряки только качали головами. А Вован поставил корабль вполветра и понесся на юг. «Трезубец накренился на левый борт, почти касаясь воды ширстречным поясом. Паруса уже не гудели, а выли, натянувшись до барабанного состояния. Такелаж отзывался всяк по своему в зависимости от диаметра и степени натяжения. Качка случилась комбинированная с преобладанием бортовой, и половина воинской команды практически сразу стала небоеспособной.