Торжественный обед несколько подзадержался, потому что приглашенный Никитос запаздывал и дозорный на надвратной башне только что донес, что повозка показалась из-за угловой башни города. Через пару минут поступил второй доклад, что в бинокль видны в повозке Никитос, его супруга и две дочки. Вован, который пропустил завтрак по причине своего отсутствия, выругался, но тихо, чтобы девчонки не слышали. Хотя изъяснялся он конечно на сугубо морском жаргоне, представляющем из себя адскую смесь греческих, русских и даже голландских слов, слегка разбавленных английскими, и девчонкам, постигшим только вульгарный греческий и литературный русский, его было не понять.
Тем не менее, Бобров скомандовал Ефимии накрывать, потому что ехать Никитосу оставалось минут десять. Ну это если не считать хитрого подъема по крепостному шоссе, как его называл Петрович.
Стол выглядел празднично. Ефимия и ее сотрудники, похоже, старались от души. Белая скатерть даже похрустывала, высокие свечи в кованых канделябрах только и ждали своего часа, в прозрачных кувшинах темнело красное и золотилось белое вино, вокруг белых тарелок в трогательной симметрии теснились ложки, вилки и ножи.
– Никогда не понимал изобилия шанцевого инструмента, – сказал Серега, кивая на живописную выставку металлических изделий. – Ну есть ложка, вилка и нож – все просто и понятно. Так и нет же: вилка для рыбы, вилка для салатов, вилка десертная, вилка закусочная. Обалдеть можно.
– Цыть, плебей, – ответил ему Юрка, с интересом разглядывая стол. – Тебе бы вообще кинжала из-за голенища хватило.
– Это да, – горделиво сказал Серега, совершенно не обидевшись.
За стеной раздался грохот и в столовую, которая триклиний, ворвался Никитос.
– Александрос! – возопил он. – Прости меня недостойного! – и добавил уже другим голосом. – Покупатели достали, блин.
Народ покатился. Юрка просто вылупился на грека, не в силах сказать ни слова. Бобров тонко улыбнулся. Следом за Никитосом вплыла его половина, одетая в дорогой светло-розовый хитон весь в мелкой плиссировке. Поверх хитона был накинут гиматий, а голову прикрывала легкая шляпа – фолия. Элина тут же направилась к Боброву, поприветствовала его, поцеловав двукратно, сделала ручкой Сереге и Петровичу и отошла к Злате. Девчонки, вбежав, крикнули:
– Хайре, дядя Александрос, хайре, дядя Серегос, хайре, дядя Петрович и дядя Юрас! – потом подумали и осторожно добавили: – Капитанос!? – и опять выскочили за дверь.
– Замуж отдам! – крикнул им вслед Никитос и повернулся к Боброву. – Ну никакого сладу нет с молодым поколением. Кто их таких в жены возьмет?