– Тебе нельзя все время лежать здесь, – сказала она и задумалась, к кому обращается – к ворону или к самой себе, ведь она уже несколько дней не выходила из церкви. Слишком свежи были воспоминания о мужчине в капюшоне. О его пахнущем табаком кулаке. О силе. О голосе.
Да, она выбралась из этой ситуации в целости и сохранности. Она бывала в переделках похуже. Гораздо хуже. Но ничего не помогало. В этом бессмысленном мире она не была самой собой. Хирка чувствовала себя ужасно одинокой. Ужасно беззащитной.
Если бы Свартэльд видел ее в том переулке, он бы умер от стыда. «И ты называешь это ударом?» – спросил бы он. Хирка улыбнулась. Если она еще раз встретит того мужчину в капюшоне, она сломает ему нос локтем.
– Я знаю, что здесь все устроено по-другому, но мы должны делать, что можем, да? – Куро не шелохнулся. – У нас есть крыша над головой. Еда. Работа, за которую нам платят. Ты понимаешь, что это значит? Мы не голодаем.
Она поставила на пол перед ним сапоги.
– Посмотри на них. Посмотри на этот цвет!
Веки Куро не поднимались. Она встала и надела сапоги.
– Если ты заболеешь, я тебя никогда не прощу. Имей это в виду, цыпленок.
Слова тяжело слетали с языка. Больше не имело смысла скрывать страх. Она должна попросить отца Броуди о помощи. Он добрый. И он должен знать кого-нибудь, кто умеет обращаться с вуронами.
Хирка спустилась по лестнице с колокольни. В некоторых местах камни откололись, и ступеньки починили при помощи досок. Хирке это нравилось. Дерево и камень. Так была построена церковь. Одна из немногих правильных вещей в этом мире. Воспоминание о доме.
Теперь дом здесь.
В церкви раздались звуки шагов, и Хирка вжалась в стену. От этой привычки она никак не могла избавиться. Она покачала головой, расстроенная собственным поступком, потом открыла дверь и вышла к алтарю. Отец Броуди улыбнулся ей. Глядя на его улыбку, можно было подумать, что ему очень хочется в туалет. Лицо его раскраснелось. Он был одет в черную рубашку и брюки. Мантии не было.
– С Куро что-то не так, – сказала Хирка.
– Куро? – Он приподнял бровь. – Ах да, птица.
– Он заболел, а у меня ничего нет, и я не могу ему помочь.
– Понимаю. Понимаю.
Хирка знала, что на самом деле он не очень понимает, но все равно всегда говорит, что понимает.
– А у тебя есть? – спросила она.
– Есть что?
– То, что сможет ему помочь. – Хирка старалась скрыть страх, но, казалось, с каждым произнесенным словом он только увеличивается.
– Нет. Нет, не думаю. А что с ним?
– Он не шевелится. Не ест. Мы должны что-то сделать.
Отец Броуди кивнул. У него были голубые глаза, которые казались моложе, чем все остальное в нем.