На дощечке стояло число — 29 сентября. Надпись была сделана через одиннадцать дней после падения Киева. Значит, Гайдар в городе не остался. Это было хорошо. В городе передвигаться и прятаться гораздо труднее.
А карта бы уже подсказала: Семеновка находится в глубоком немецком тылу. А лес?.. Значило ли, что лес партизанский?.. Нет. Гайдар умел хранить военную тайну. Будь лес партизанский, Аркадий Петрович не упомянул бы Семеновки. Следовательно, он был просто в окружении.
Большего о себе 29 сентября Гайдар не знал и сам...
А положение в Семеновском лесу было отчаянное. Сергей Федотович может рассказать об этом лучше меня. Кругом танки и немецкие автоматчики. Нет воды, нечего есть. Сергей Федотович предпринял попытку вырваться со своими саперами из леса, но плотный огонь заставил их повернуть обратно.
Таким образом, фанерка служила как бы продолжением авиаписьма, а с другой стороны — Аркадий Петрович это вполне допускал, — она могла стать последним известием о нем.
— Обождите, — остановил меня Скрыпник, — вы полагаете, что Аркадий Петрович собирался каким-то образом эту дощечку послать?..
— Не собирался, а послал. Перед самым прорывом из Семеновского леса он отдал ее Орлову. Если бы во время боя они потеряли друг друга и полковник перешел бы линию фронта, он должен был тут же переслать дощечку в Москву. Помня историю с тремя известными пистолетами, я полагаю, что и дощечек Аркадий Петрович заготовил и роздал несколько. А быть может, просто много. И по-видимому, давал их с собою людям, которые мелкими группами отваживались на прорыв.
— Отчего же Орлов не сделал, как его просили? — повернулась ко мне Афанасия Федоровна.
— Полковник перешел линию фронта в декабре. Сведения на дощечке устарели.
Семье писателя полковник сообщил открыткой, что находился с Гайдаром в окружении. А дощечку оставил себе на память. В конце концов это самое короткое послание Гайдара достигло Москвы. Оно прочитано и расшифровано.
И у меня такое ощущение: окажись у Гайдара в запасе больше времени, он бы придумал, что сделать, чтобы не пропали и его тетради. Как бы ни повернулись обстоятельства.
— Что же вы собираетесь делать с этими вещами? — спросил Скрыпник, показывая на портсигар и дощечку.
— Передам в Музей Гайдара.
— К нам, в Канев? — оживилась Афанасия Федоровна.
— Нет, в Москве.
— А разве в Москве тоже открыли Музей Гайдара? — удивился Абрамов. — Я не слышал.
— Еще не открыли. Но я подожду. Да и Орлов мне наказывал: «Передашь только в московский музей...»
РАСКОПКИ
Проводив Скрыпника и Абрамова, которые отбыли на «метеоре», мы со Швайко позвонили в райком партии.