Мальчик из Джорджии (Колдуэлл) - страница 45

Мой старик стоял с глупым видом, придумывая, что бы такое ответить, и удивляясь, откуда мама знает про тимо­феевку и про все остальное.

Мама строго уставилась на него, но больше ничего не сказала. Потом она посмотрела на телочку, которая все еще жевала тимофеевку.

—   Телке, видно, понравилось за мной идти, иначе ни­как этого не объяснишь, — сказал мой старик. — Ты посуди сама, зачем бы ей...

—   Как только стемнеет, Моррис, возьми веревку и от­веди телку назад, на выгон, откуда она украдена. И если тебе кто-нибудь встретится по дороге  —  негр или белый, все равно,  —   спрячься в кусты и пережди, пока не пройдут.  Я не хочу, чтобы люди знали, что ты украл телку и привел ее домой средь бела дня.

Мой старик оглянулся и посмотрел на телочку, а те­лочка подняла голову и посмотрела на него. Она долго смотрела на моего старика, не переставая жевать тимофе­евку.

—   А какая она хорошенькая, правда, Марта? — сказал папа, поглаживая телку по носу и по шее.— Красавка! Ах, ты Красавочка!

Телка повернула голову и посмотрела на маму. Тогда мама подошла к ней и погладила ее по носу. Телочка смотрела маме прямо в лицо, и мама, видно, тоже не могла оторваться от нее.

Они долго стояли так и смотрели друг другу в глаза, а мой старик вынул тем временем из-за пазухи еще одну порцию тимофеевки.

—  Красавка, — сказала мама, беря тимофеевку у него из рук и протягивая телке. — Как подумаешь, что ее надо отвести на выгон, так даже грустно становится. Будет стоять там... по ночам холодно, а в дождливые дни и вовсе не сладко.

Папа сел под куст сирени и стал смотреть на маму и на телку. Теперь вид у него был совсем спокойный.

—  Красавка,— сказала мама, поглаживая телочку по носу и по шее.— Ах, ты Красавочка!

Сразу же после завтрака мама вышла на улицу и отправилась к миссис Хауард поговорить о собрании сикаморского женского клуба «Усовершенствование», и по­следний ее наказ перед уходом относился к Хэнсому Брау­ну, чтобы он перемыл и вытер всю посуду, прополоскал кухонное полотенце и повесил его сушить на солнце и чтобы все это было сделано до ее возвращения. В тот день Хэнсом считал себя свободным от работы, хотя с тех пор как он поступил к нам одиннадцатилетним мальчиш­кой, у него не было ни одного свободного дня, потому что каждый раз что-нибудь да мешало ему уйти со двора и проболтаться в городе до вечера. Хэнсом не любил торо­питься с уборкой, что в будни, что в свой свободный день, — да, по правде говоря, для него все дни были оди­наковы, и, зная это, он всегда находил какой-нибудь пред­лог, чтобы оттянуть мытье посуды как можно дольше. В то утро, сразу же после маминого ухода, Хэнсом объ­явил, что ему хочется есть, отправился на кухню и изжа­рил себе целую сковороду свиной печенки.