А он все громыхал, словно отшвыривая ногой все стулья в дальний угол, к кухонной двери. Вдруг он перестал громыхать и заговорил с кем-то, кто пришел вместе с ним.
Мама поскорее встала и надела халат. Мимоходом она взглянула па себя в зеркало и поправила волосы. Она никак не ожидала, что он кого-то приведет с собой.
— Вильям, накройся с головой, как я тебе велела, и спи,— сказала мама.
— Я хочу посмотреть на него,— просил я.
— Не спорь со мной, Вильям,— сказала она, топнув босой ногой.— Тебе велено спать, ну и спи.
Я накрылся одеялом, только сдвинул его так, что мне все было видно.
Дверь в прихожую чуть-чуть приоткрылась. Я опять встал на четвереньки, чтобы мне лучше было видно. Тут мой старик пнул дверь ногой. Она с размаху ударилась об стену, стряхнув столько пыли, что просто удивительно, откуда она там взялась.
— Что вам здесь нужно, Моррис Страуп? — сказала мама, скрестив руки на груди и глядя на него в упор.— Что вам теперь понадобилось?
— Входи и располагайся, как дома,— сказал мой старик, оборачиваясь и за руку втаскивая кого-то в комнату.— Не робей, я здесь хозяин.
Он втащил в комнату худенькую девушку, вдвое меньше мамы, и стал подталкивать ее, пока они оба не очутились у маминой швейной машинки. Мама, наблюдая за ними, поворачивалась во все стороны, словно флюгер.
Не очень-то весело было смотреть на моего старика, такой он был пьяный, так он шатался; а мама так злилась, что слова не могла выговорить.
— Скажи «здрасте»,— велел он девушке.
Она ничего не сказала.
Мой старик положил руку ей на затылок и нагнул ее голову. Так он сделал несколько раз, заставляя ее кланяться маме, а потом и сам стал кланяться, а потом они стали кланяться вместе. Они кланялись так долго, что голова у мамы сама собой стала дергаться вверх и вниз.
Тут я, должно быть, громко фыркнул, потому что мама на минуту опешила, а потом повернулась и села у камина.
— Это кто? — спросила мама, и видно было, что ей очень хочется это знать. Она даже перестала злиться.— Кто это, Моррис?
Мой старик так плюхнулся на стул, что чуть не продавил сиденье.
— Это? — сказал он.— Это Люси. Теперь она за мной смотрит.
Он повернулся и увидел, что я стою на четвереньках под одеялом.
— Здорово, сынок! — сказал он.— Как живешь?
— Хорошо,— сказал я, весь съежившись на четвереньках и стараясь придумать, что бы мне сказать такое, чтобы он понял, как я ему рад.
— Все растешь, сынок? — сказал он.
— Как будто вырос немножко,— ответил я.
— Вот и хорошо. Так и надо. Продолжай в том же духе, сынок. Ты и оглянуться не успеешь, как станешь мужчиной.