К девяти утра стало понятно, что в ближайшее время прорыва не будет. С майором из смежного отдела, связанного с дешифровкой перехваченных радиограмм Северной Европы, Венцель битый час анализировал зацепки в ворохе информации за последние полгода, когда секретарша доложила, что уже в третий раз к нему пытается пробиться лейтенант Зоммер из группы систематизации.
— Чего ему? — раздраженно спросил Венцель.
— Говорит, важная информация.
— Ну, хорошо, пусть войдет. Только скажите ему, что у него три минуты.
Чеканя шаг, в кабинет вошел худой, если не сказать, тощий лейтенант пубертатного возраста с изрытым угрями, костистым лицом, в измятой форме, висевшей на нем мешком, и выбросил руку в приветствии:
— Хайль Гитлер!
— Чего вам? — мрачно поинтересовался Венцель. — Только быстро.
Лейтенант взволнованно сглотнул, отчего кадык на длинной шее прокатился вверх-вниз, и ломким голосом доложил:
— Господин подполковник, мы просмотрели все радиоперехваты в Берлине и в пригородах за последние два месяца, графики, время, кто вел, кто отвечал…
— Говорите яснее. У меня нет времени.
— Нам показалось странным, так сказать, что вот… ээ… понимаете, двадцать первого июня службой пеленгации был зафиксирован несанкционированный сеанс радиосвязи в Грюневальде. Тогда было сказано, что этот выход в эфир находится в компетенции СД. Результаты были изъяты, расшифровка не предусматривалась.
— Так.
— Но у нас осталась копия шифра. Случайно, так сказать. Вот.
— И что с того? Зачем вы столько времени рассказываете мне все это?
Кадык лейтенанта вновь пришел в движение.
— Дело в том, что вчера наконец-то его, так сказать, расшифровали. Так вот, господин подполковник, он полностью совпадает с текстом того, первого перехвата в Нойкельне, раскодированного Кубелем. Я сравнивал, господин подполковник. — Лейтенант выпрямил спину, свел лопатки и отчеканил: — Это тот же самый текст.
Венцель сдернул с носа очки, переглянулся с майором и медленно сдвинул разбросанные перед ними бумаги в сторону, так, что они посыпались на пол. Спустя десять минут ведомственный «Опель» мчал его на Принц-Альбрехт-штрассе.
По пятницам Дори обязана была являться к Ослину для еженедельного отчета, даже если новой информации не было никакой. Сегодня была пятница, и, сидя против Гильотины, Дори, как обычно в его присутствии, сбивчиво и путано старалась выдавить из себя хоть что-то, что могло придать ей значимости в глазах гестапо. Ослин слушал, всецело недвижим, уставив на нее снулый глаз, и трудно было сказать, как он оценивает то, что она говорит, однако вряд ли он был ею доволен.