Обладая циркуляром Гиммлера, обязывающим без рассуждений выполнять распоряжения его подателя, Майеру не составило большого труда прорваться сквозь чащу резолюций и согласований, которые пронизали всю систему управления рейха, но для РСХА стали настоящим проклятием. Наконец, он добрался до заместителя начальника внутренней тюрьмы, размещавшейся в левом крыле второго корпуса. Им оказался старый знакомый Майера, толстый, неповоротливый гауптштурмфюрер Зайберт, когда-то служивший в системе СД. Зайберта все видели и помнили с куском пищи за щекой. Не стала исключением и эта встреча: на письменном столе у гауптштурмфюрера дымились сосиски.
— Здесь редко появляется начальство, — пояснил Зайберт с добродушной улыбкой. — Хочешь?
— Как тебя сюда занесло? — поинтересовался Майер, отказавшись от угощения.
— А что? Тут как у Христа за пазухой. Спокойно. Никто не лезет. А главное, — толстяк перешел на шепот, — отсюда не сдернут на передовую. Ты-то здесь зачем?
— Вот распоряжение рейхсфюрера. Мне нужно увидеть заключенного Шварца.
— Шварца? — Зайберт порылся в журнале и ткнул пухлым пальцем в нужную строчку. — Он же — Кевин Берг. Англичанин. Его доставили пять дней назад. Ну, что же, пойдем. Я тебя провожу. А то заблудишься. У нас это запросто.
Они спустились на нулевой этаж. Оттуда по винтовой лестнице — в подвальное помещение. Далее — по широкому, холодному коридору вдоль тюремных камер. Всю дорогу Зайберт трещал без умолку:
— Этому Шварцу не повезло. Его допрашивали в одной камере с французом, которому сперва выдавили глаз, а потом разбили мошонку. И Шварц все это видел. Представляешь?
— А сам Шварц, что с ним?
— Маленько перестарались, — ответил Зайберт, не переставая жевать. — Но жить будет. Вообще-то, его, можно сказать, пощадили. Могли бы ему выдавить глаз и отбить мошонку. А француз бы смотрел. Вот, пришли, восьмая камера.
— Останься здесь, — сказал Майер.
В углу тесного бокса на грязном, заблеванном матраце сидел окровавленный человек и с ужасом смотрел на вошедшего. Плечи его сотрясались в непроизвольной судороге. Майер постоял некоторое время, внимательно разглядывая Шварца. Потом сказал:
— Встать.
Англичанин довольно легко поднялся на ноги.
— Повернуться.
Тот неуверенно повернулся к стене. Штаны его были измазаны в крови и фекалиях. Майер почесал шрам на подбородке и молча вышел в коридор.
Они вернулись в кабинет Зайберта.
— Скажи, какие увечья были ему нанесены?
— Сейчас посмотрим. — Зайберт достал из стола журнал допросов, полистал и доложил: — Значит, так: к нему применили допрос третьей степени. И вот… ага… ему вырвали ногти на двух пальцах левой руки: мизинец и безымянный. Еще есть гематома под правым глазом. Да, в общем-то, все. О внутренних повреждениях, сам понимаешь, нам ничего неизвестно.