— Хорошо, — сказал Майер холодно. — Помойте его, переоденьте. И через час доставьте наверх. Я его забираю.
— Надо согласовать с начальством, — неуверенно промямлил Зайберт.
Майер, не оборачиваясь, бросил:
— А рейхсфюрер тебе уже не начальство?
Вилли Гесслицу недавно исполнилось пятьдесят четыре, но выглядел он на десять лет старше. К своему возрасту он нажил тугой, как мяч, выпирающий пивной живот, покрытые куперозной сеткой брыли и мясистый нос опереточного фельдфебеля. Рядом с ним его жена Нора, которая была всего лишь на год моложе, казалась жертвой неравного брака. Их отношения не изобиловали внешними сантиментами, однако чувства всегда оставались неизменно глубокими и искренними.
— Мне все время неловко перед Крюгерами, — сказала Нора, ставя на стол тарелку с тушеной капустой и колбасой. — У них трое детей, а по карточкам мало что можно купить. Ты не будешь против, если я отдам им рыбные консервы? Все равно ты их не любишь.
— Конечно, — кивнул Гесслиц, приступая к ужину.
Нора сняла фартук и села напротив мужа. Ей нравилось смотреть, как он ест.
— Ты знаешь Агату Кох? — спросил Нора. — Оказывается, она — наполовину еврейка. Вчера гестапо арестовало ее мать и хочет выслать ее куда-то в Моравию. Никогда бы не подумала: блондинка, голубые глаза. Отец пропал где-то в Испании, и теперь она ищет подтверждающие документы, чтобы добиться отсрочки. Ей так и сказали: «Найдите что-нибудь об отце. Это поможет». Скажи, у тебя нет возможности разузнать?
— Как фамилия?
— Ну, Кох же. Отто Кох. Он служил где-то в авиации.
— Хорошо, — сказал Гесслиц, — я узнаю.
— Сегодня на Маркетплатц приезжали фермеры. Я купила репу и капусту. Думала взять пять яблок, но сорок три пфеннига за фунт — это, по-моему, слишком. Стали шуметь, хотели уже вызвать бюро по контролю за ценами. Но, в конце концов, разобрали по сорок. И пока я ходила, яблоки кончились.
Гесслиц оторвался от еды и потрепал жену по щеке:
— Ничего, старушка. Обойдемся.
— Да, звонила Герда, — вспомнила Нора. — Зовет нас в Кведлинбург. Там тихо, будто нет никакой войны. Яблони зацвели, вишни. Водопровод работает почти круглосуточно. И карточки не нужны — в лавках полно еды. Ты уже позабыл, как выглядит моя сестра.
— Было бы хорошо, чтобы ты к ней поехала.
— А ты?
— Слишком много работы. — Он ласково заглянул ей в лицо. — Поезжай, старушка, в Берлине неспокойно. Бомбежки только усилятся. Поезжай.
— Нет. — Голос Норы стал твердым. — Никуда без тебя я не поеду. И всё об этом.
Гесслиц тяжело вздохнул. Медленно раскурил сигарету, кряхтя, поднялся и выглянул в окно, приоткрыв штору. По пустой, темной улице в направлении тускло освещенной пивной, подпирая друг друга плечами, брели смутные пьяницы.