— По мне, так они совсем распоясались, — процедил он сквозь зубы.
Ханнелоре задрала голову, чтобы заглянуть ему в лицо, и добродушно рассмеялась:
— О, да ты никак ревнуешь, мой благородный Хосе?
— Ничего подобного, — мотнул головой Оле. — Просто… не люблю наглецов.
— А жаль… — Брови девушки сдвинулись в притворной печали. — Если бы ты и правда был моим возлюбленным, то заревновал бы — ух!
Колонна прошла, и они двинулись дальше. Несколько раз Оле почти уже решился взять ее за руку… и не взял. Ему хотелось разуверить ее, сказать, что она ошибается, что он даже очень, очень ревнует, но Оле не умел говорить такое, он вообще отличался немногословием, а уж к каким бы то ни было душевным излияниям не был способен совершенно.
— Птицы исчезли. Ты заметил? — спросила Ханнелоре. — Наверное, из-за бомбежек.
— Да? — удивился Оле. — Не обращал внимания.
— Вон там, в сквере, всегда было много птиц. А сейчас даже воробьев не видно.
— Вернутся, Хало, — заверил Оле. — Обязательно вернутся. Когда это кончится, они прилетят обратно.
Ханнелоре глубоко и как-то безутешно вздохнула.
— Вернутся? — недоверчиво переспросила она. — Да, конечно. Когда-нибудь… обязательно…
— Вот Вилли говорит, что дыхалки у нацистов хватит максимум на год…
— Боже мой, год! — ужаснулась она.
— Нет, он говорил про полгода, — спохватился он. — Точно, полгода. Максимум.
— Да откуда ему знать? Он же не медиум. Этого никто не знает. Год, полгода… Боже мой!
Мимо торопливо прошла женщина с коляской, в которой орал младенец. Ханнелоре проводила ее взглядом.
— А почему бы нам не сходить однажды куда-нибудь… подальше? — неожиданно для себя самого вдруг предложил Оле.
— Хорошо бы, — беспечно вздохнула Ханнелоре. — В кино. Или в театр… Но ты же видишь, времени нет ни минуточки.
— Вообще-то, я считаю, что можно выкроить время… — Он неуверенно кашлянул. — Надо же нам куда-то ходить, если для всех мы — влюбленная пара.
— Конечно. Все влюбленные куда-нибудь ходят. Еще недельку, и, если не будет новых бомбежек, пойдем на «Тогда»? Я его так и не видела. Обожаю Цару Леандер.
— Ну, вот, — с облегчением поддакнул Оле, — отличная идея.
Она вдруг задумалась, губы тронула слабая улыбка.
— Я вот все думаю, — тихо сказала Ханнелоре, вдыхая аромат фиалок, — молодость у каждого одна. Какая жалость, что наша пришлась на войну. — Она опять помолчала и с грустью прибавила: — Нам так не повезло.
Сердце Оле тоскливо сжалось. Ему хотелось защитить ее от всех невзгод и врагов.