— Вот, видите? Это, как вы, конечно, знаете, пансион «Бельфраж», в котором вы останавливаетесь, когда приезжаете в Стокгольм. Вот вы выходите из дверей. А вот это, как вам тоже, несомненно, известно, мистер Абрам Стивенс Хьюитт. С ним вы встречались в «Бельфраже» двадцать восьмого апреля и имели долгий разговор.
Керстен нервно пожевал губами и резко спросил:
— Вы из гестапо?
— Что вы? Боже упаси. Я не служу в органах безопасности и выступаю здесь скорее как частное лицо.
— Интересно, откуда у частного лица в рейхе стокгольмские фотографии?
— Мне их передали друзья, которые работают в Стокгольме. А на словах они добавили, что практическим результатом вашей встречи стало освобождение из «Вестерброка» группы евреев и переправка их в Швецию на корабле береговой охраны кригсмарине. Согласитесь, это попахивает заговором.
В наступившем молчании Гесслиц вернулся на свой ящик.
— Не знаю, встречались вы с Хьюиттом по поручению Гиммлера или по своей, так сказать, инициативе, но Хьюитт является представителем Рузвельта в Стокгольме.
— Без полномочий, — упавшим голосом вставил Керстен.
— Полномочия — вещь наживная.
— И это не было инициативой Гиммлера.
— Тем хуже для вас. Думаете, мы не знаем, о чем вы говорили с Хьюиттом?
Гесслиц, конечно, не знал этого, но резонно полагал, что и Керстену не дано знать, что он этого не знает. А Керстен не говорил с Хьюиттом ни о чем конкретном. Он только обозначил готовность стать связующим звеном между американцами и Гиммлером, на которого он, будучи единственным врачом, способным снимать у рейхсфюрера желудочные боли, имел некоторое влияние. В доказательство Керстен предъявил разрешение на выезд из рейха небольшой группы голландских евреев. Однако сам факт такой встречи мог привести его на гильотину.
Поплавок дернулся на воде, но Керстен не обратил на него внимания.
— В этом нет ничего необычного, — после долгой паузы заметил он. — Хьюитт — мой пациент. И это правда.
— Замечательно, — сказал Гесслиц. — Выходит, у вас два пациента: рейхсфюрер СС и плечо президента США в Стокгольме.
— Я понимаю, это выглядит странно. Но я просто хотел, в силу своих возможностей, располагая кое-какими связями, протянуть ниточку к миру, чтобы найти способ усадить за стол переговоров враждующие стороны. В этом нет никакой моей персональной заинтересованности. Ведь я финн, нейтральное лицо… Но мир устал воевать. А я устал жить в атмосфере безнадежности.
— И вы решили, что рейхсфюрер СС — подходящая фигура для добрых дел.
— Гиммлер — реальная власть, — отрезал Керстен. — А я не политик.