— Да-да, — кивнул Гесслиц. — Я тоже. Их ведь уже не осталось. Все политики сдохли в Мюнхене шесть лет назад. С тех пор миром правят любители. И видите, что они натворили?
— Надо принимать действительность такой, какая она есть, — сухо сказал Керстен. — И делать то, что можешь сделать. Вам так не кажется? Многие просто ждут, когда небо упадет на землю.
— И это почти реальность, доктор. Это почти реальность. И кое-что в ней зависит от вас. — Гесслиц подумал, достал платок и протер вспотевшее лицо. Затем он заговорил, не отрывая глаз от неподвижной, грузной фигуры Керстена: — Скажите, доктор, есть ли у вас хоть капля сомнения в том, что, если германские ученые доведут урановые исследования до производства оружия страшной разрушительной силы, то Гитлер воспользуется им немедленно? Причем не важно, где это случится. Целые города вместе с жителями будут сметены одним бомбовым ударом. И удар будет не единичным… Параноик, бешеная горилла с урановой дубиной в лапах. Вы думаете, он обрушит ее только на русских? С какой стати? Весь мир окажется у него в кулаке. И ваша драгоценная Финляндия тоже. Вот так.
— А попади оно в руки Советов, что будет?
— Плохо будет. Но надо понимать, что, если ему суждено появиться на свет, то оно не должно оказаться только в одних руках. Это как с химическим оружием. Гитлер ведь не решился применить зарин, как это было с ипритом в семнадцатом. Почему? Да потому, что в тот же момент последует аналогичный ответ. Но и русские не идут на это. Потому что знают: стоит только разок попробовать, и Гитлер вывалит на них все свои запасы. Это — обоюдное самоубийство. Поэтому, обладая грязной химией, никто никогда не решится ее применить в боевой обстановке.
— Сейчас все говорят об оружии возмездия. Но есть ли оно? Быть может, это просто миф?
— Когда-то мифом казался пулемет.
Они опять замолчали. Потом Керстен сказал:
— Как вы верно заметили, я врач. Даже не хирург. Мануальщик. Работаю пальцами. Почему вы говорите об этом со мной? Вы думаете, по утрам я лечу больных, а вечером занимаюсь урановыми изысканями в государственных лабораториях?
— Думаю, ваши возможности превосходят полномочия иных светил физических наук, — парировал Гесслиц, прикуривая новую сигарету от окурка. — Мы живем в иерархическом обществе. Чем ближе ухо вождя, тем шире кругозор.
Кестнер окинул его долгим взглядом, несколько раз, сопя, вздохнул и опять уставился на поплавок.
— Я не знаю, кто вы, — сказал он наконец. — Но судя по наглости, у вас есть козыри в колоде… Что вам от меня нужно?
— Вы — личный врач Гиммлера. Значит, у вас с ним доверительные отношения.