Капрал запаса Ежи Данилович только в самый праздник Рождества Христова вернулся с сентябрьской войны домой. Измученный тяготами войны, побегом из советского плена из-под самого Львова, он наконец-то добрался до Червонного Яра. Дома застал свою любимую Наталку… «Женушка ты моя чернобровая, любовь ты моя ненаглядная! Верила, что вернусь я к тебе с войны! Верила!» И осыпал ее поцелуями. У Наталки был огромный выпуклый живот. Ежи нежно гладил, ласкал его. Наталка на секунду придержала ладонь мужа: «Слышишь? Шевелится, толкается уже… вот тут, сбоку, здесь толкает. Теперь чувствуешь? Слышишь?»
В январе Наталка родила Даниловичу сына. Дали ему имя Анджей, только из-за морозов и метелей не успели окрестить и зарегистрировать не успели. Главное, малыш был здоров, да и Наталка цвела, как прежде. Наталка Величко была украинкой из Касперовиц над Серетом. В Червонном Яре было несколько польско-украинских семей; поляки часто брали в жены украинок. Хорошие были семьи, одна забота — ежегодно приходилось по два раза справлять каждый праздник — католический и православный. Впрочем, что родня, что не родня, никого на Подолье не миновало это двойное празднование. Наталка была единственной дочерью богатых родителей. И ее отец вполне обоснованно рассчитывал, что любимая доченька приведет ему в дом славного хозяйственного зятя. Не было у красавицы Наталки отбоя от достойных украинских женихов. Но сердцу не прикажешь, доня ляха полюбила…
Обыск у Даниловичей шел долго. Наталка баюкала сына на подушке. Свекровь сидела рядом, перебирая четки. За столом расселся уже знакомый Ежи энкавэдэшник из Тлустова, комиссар Леонов. Молчал и курил папиросу. Ежи был уверен, что в доме ничего не найдут, разве что-нибудь подбросят для провокации. Наверное, снова заберут в отделение в Тлустове на допрос, и как всегда комиссар Леонов начнет его обвинять в сокрытии оружия, в заговоре против советской власти. Ну и, не счесть в который раз, прикажет рассказывать биографию, особенно об этом последнем, военном эпизоде. Данилович в таких случаях тщательно взвешивал каждое слово, чтоб не ошибиться, потому что скрыл он от комиссара свое пребывание в советском плену и свой побег из-под Львова. Держался одной и той же версии: мол, часть его была разбита немцами под Томашевом Любельским, откуда он, как многие рядовые солдаты сентябрьской войны, пробрался в Червонный Яр…
— Повернитесь и опустите руки, Данилович! — Голос Леонова вырвал Ежи из размышлений.
Комиссар встал из-за стола и подошел к Ежи.
— Ничего не нашли… Как всегда, правда, пан Данилович?