Польская Сибириада (Домино) - страница 11

— Так и не было у меня никогда ничего подозрительного, пан комиссар.

— Не было, говоришь? И думаешь, наверное, что нас перехитрил, что можешь безнаказанно насмехаться над советской властью?

— Да в голову мне такое не приходило, пан…

— Я тебе, Данилович, уже сто раз говорил, что паны были в панской Польше! — прервал его комиссар. — Ошибаешься, Данилович! На этот раз мы тебя перехитрим! — С этими словами Леонов достал из полевой сумки решение о выселении и стал его зачитывать: — Перечисленным лицам дается полчаса на сборы, с собой могут взять мешок багажа на человека. Решение окончательное и должно быть немедленно исполнено! Ну, собирайтесь, собирайтесь, и так уже столько с вами проваландались, — поторапливал Леонов.

Мать и Наталка беспомощно взирали на Ежи. Подошел к ним. Обнял Наталку.

— Выселяют нас… Надо собираться… Позаботься о сыне, укутай потеплее. И ты, мам, оденься, как следует, мороз на дворе.

— Как же это, сынок? Куда?

— Не знаю, мама, не знаю… Как-нибудь справимся. Малышу, Наталка, ну, сама знаешь, что там нужно… Стефан, Кристина, одевайтесь, помогите маме, Наталке. Я мешки поищу.

— Минутку, Данилович! — вмешался комиссар, — что-то мне кажется, у вас тут не все сходится. — И с этими словами еще раз достал зловещий документ.

— Ну да, вот! — щелкнул пальцами по листку бумаги. — А вы собственно кто будете, гражданка? — указал он на Наталку.

— Я? — Она удивленно взглянула на Ежи. — Жена.

— Жена, говорите? — буркнул Леонов. — А как ваша фамилия?

— Наталия Данилович, дочь Василя, в девичестве Величко.

— Наталия Величко, дочь Василя, — протяжно повторил комиссар. — Украинка?

— Украинка.

— А ребенок чей?

— Ребенок? — удивилась Наталка. — Мой ребенок, наш сынок, Андрийко.

— Говорите, Андрийко, хорошее имя. — Он снова потряс бумагой, взглянул на Ежи. — Ведь говорил же я, Данилович, что-то тут у вас не в порядке! Вас, гражданка Величко, решение о переселении не касается. Вы остаетесь в Червонном Яре.

— Как это? — Удивились в один голос Ежи и Наталка. Потрясенный Данилович понял, к чему клонит комиссар. — Не станете же вы семью разбивать?

— Семья, семья!.. В документе этого нет. Ничего не могу поделать, Данилович.

— Пан комиссар, мы браком сочетались в костеле, а что это моя жена, мой сын — вся деревня вам подтвердит.

— А в документе этого нет! Я не виноват, Данилович. Да ты заранее не переживай. Приедешь на место, оформишь все как надо и вызовешь жену к себе. Ну, не тратьте зря время, собирайтесь, собирайтесь.


Тревога, как тяжелая черная туча, нависла в ту ночь над всем Червонным Яром. Оглушенные неожиданно свалившейся на них бедой, люди двигались, как в бреду. С приближающимся рассветом крепчал мороз. Собаки охрипли от бешеного лая на чужаков. Клубы пара валили на улицу из открытых изб, конюшен, свинарников и курятников. Солдаты и украинские милиционеры, растянувшись вдоль тропинок между плетнями, следили, чтобы никто из окруженной деревни не сбежал. На дороге, пересекающей хутор, ждали запряженные сани. Кони мотали заиндевевшими мордами, пытаясь выплюнуть примерзающие к губам удила. Мерзли украинские сельчане из окрестных деревень, согнанные в Червонный Яр со своими возами. Притопывали, подпрыгивали, чтобы согреться, хлопали рукавицами по бараньим тулупам, дымили самокрутками, а кто запасся — потягивал самогон. И говорили, говорили…