— Ты, Малиновский, никак совсем рехнулся! Ты что, не понимаешь, что это значит, если мы начнем здесь основательно обустраиваться?
— А что такого?
— А то, что тогда на Подолье, в Польшу мы уже никогда не вернемся. Аминь!
— «Польша», «вернемся»! Жди у моря погоды! Когда мы от тифа чуть не передохли, хоть кто-то нами поинтересовался? А будет Польша, так будет.
Спорили, ругались, чуть не подрались, а так ни к чему и не пришли.
Болек Драбик, молодожен и будущий отец — живот у Марыси рос, как на дрожжах — в споры не вступал, но в мыслях все распланировал. На нарах высказался вслух:
— Ты только подумай, Марыся. Говорят, в этих новых бараках будут отдельные комнаты! Вот бы нам получить такую. Представляешь, как было бы здорово?
— Ой, Болек, Болек! Еще как представляю. Я ведь со дня на день рожать буду. Бабушка Шайна говорили…
Утром Драбик, ни с кем не советуясь, записался в бригаду, которая должна была строить в Калючем новые бараки. А в ближайшее воскресенье на корчевку подлеска объявилось столько желающих, что на складе не осталось ни одного кайла и лопаты. Жители Червонного Яра пришли все. Переубедили даже упрямого Мантерыса. Истосковались мужики по земле! Чем ближе к весне, тем чаще снилась им пахота, сев зерна, запах подольского чернозема. Ничего удивительного, что как только подвернулась оказия хоть на клочке земли повозиться, они отбросили все сомнения и занялись обработкой земли.
— Земля как земля! Жирная, корневой перегной, должно, урожайная!
— Вот у нас была земля, так земля! В марте уже зеленело, росло все — любо-дорого! А мы тут в июне только тайгу корчевать взялись!
— Земля она и есть земля, везде одинаково пахнет. Но такой, как у нас, на Подолье, наверное, не найдешь нигде.
Не было с ними Яна Долины. Он ставил крест на могиле жены. Раньше не получилось, он сам не устоял перед болезнью. Тиф подстерег Долину вскоре после смерти жены. Успел только вместе с соседями выкопать могилу, сколотить гроб, отнести на кладбище и похоронить. А крест поставить не успел. Сил не хватило. Еле дотащился до барака, рухнул на нары и потерял сознание. Когда через пару недель выкарабкался из болезни, выглядел, как собственная смерть, любое дуновение ветра валило его с ног. Одного не мог он понять — как смогли пережить все это его дети.
Крест Долина вытесал прямо на кладбище. Сначала выбрал дерево. Подумал, что лучше всего подойдет лиственница, самая стойкая. Такой крест простоит дольше других и долгие годы будет рассказывать людям, кто в этой могиле покоится. Вместе со Сташеком они спилили стройную лиственницу. С трудом притащили ее на кладбище. Обтесали кору. Вставили в паз поперечину. До блеска выскоблили березовую дощечку. Развели костер, и раскаленным добела гвоздем Долина выжег на ней: