— Говорят, брак недействительный будет, без ксендза, без Бога.
— А где тут ксендза взять? А Бог он везде, он и без людских пересудов знает, что добро, а что грех. А Болек Драбик с Марысей где женились? Комендант записал, и все. Тогда они глотки не драли. Главное, чтоб вы любили друг друга. Хорошо ли вам вместе. А признайся-ка, Сильвуня, переспала ли ты с ним, попробовала медка семейного?
— Гонорка! Перестань, я серьезно, а ты!..
— А я, а я… Думаешь, я так просто, из бабского любопытства? Если так, то ты здорово ошибаешься. Тебе с мужчиной должно быть хорошо. И с первого раза. Потом уже ничего не изменишь. Одни муки, стыд и отвращение.
Пашка с Сильвией планировали, что вместе поселятся после официальной регистрации. Но Савин не собирался уступать и о регистрации даже не помышлял.
— Над комендантом есть власть повыше. Поеду в Щиткино, в районный совет и там все устрою. В конце концов, я не у Савина работаю, а в леспромхозе. А при случае и матери письмо напишу, сообщу о нашей свадьбе. И фотографию твою, ту польскую, в светлом платье, пошлю, пусть увидит, какую красивую невестку я ей когда-нибудь привезу.
— Расстроится, наверное, расплачется, как моя. Какая из нас пара, Паша? Я полька, ты русский.
— Матери все одинаковые. Одинаково плачут, одинаково любят. Не бойся, с кем, с кем, а со своими матерями договоримся как-нибудь. Богатой свадьбы не будет, а скромное угощение должно быть.
Пашка начал готовиться к свадьбе: охотился на рябчиков, у деда Федосея выпросил туесок меда, выцыганил у продавца в ларьке пару бутылок водки.
Перед отъездом еще раз пошел к коменданту.
— Ну, так как там с моей регистрацией, Иван Иванович? Запишешь нас или не запишешь? Окончательно?
— Окончательно, Седых? Пожалуйста, окончательно тебе говорю, уже в десятый раз, кажется, — не зарегистрирую я тебя с этой полькой.
— Не зарегистрируете?
— Нет.
— Ну, что же, как-нибудь и без вас обойдусь. Поеду в район и там все решу.
— Не решишь, я тебе говорю.
— Решу.
— Ох ты, истинный сибиряк, чалдон упрямый. Добром тебе, Пашка, советую, не перегибай палку! Откажись лучше! Мало этого бабского добра на белом свете? Жаль мне тебя. Ты даже не представляешь, какую ты беду на себя накличешь. Предупреждаю тебя, Пашка, хоть я и не должен этого делать.
— Спасибо на добром слове. Но вы свое знаете, а я — свое.
На следующий день бригадир Седых принес коменданту листок с просьбой предоставить ему недельный отпуск и разрешить выезд в Щиткино «для решения личных вопросов». Слово «согласен» Савин написал с такой злостью, что чуть не порвал листок бумаги.