Если бы кто-нибудь в этот канун Рождества после долгого отсутствия вошел в первый барак, где собрались свояки из Червонного Яра, остановился бы в изумлении! Старый барак дышал праздничным настроением. Было тепло. Чисто. Пахло елью, капустой с грибами. До белизны начищенный стол, длинный во весь барак, украшен еловыми ветками и сеном. Посуда на нем убогая, все миски и кружки из разных шкафов, от разных хозяек, но в этот вечер — все полные! Была на столе рыба из Поймы. Был кислый суп с грибами с овсяной закваской. И просто грибной суп. Соленые рыжики, белые и красные. Густая каша из столовки, заправленная по-домашнему. Каждому по две картошки в мундирах. И по кромке хлеба каждому. Брусника сырая, мороженая. Сколько хочешь компота из сушеных таежных ягод, собранных летом. Для ребятишек — по конфетке и твердому прянику из ларька. Ну и кедровые орешки для всех, много они их осенью натрясли в тайге. Трудно поверить, но подольская кутья тоже была! Правда, не из подольской, неповторимого вкуса пшенички, а из скудного, толченного в ступе сибирского овса. Вместо грецких орехов налущили в кутью кедровых. Не хватало только муки и меда в этой кутье. И вместо освященной просвирки пришлось им ломать хлебную корочку.
Елка стояла у торцовой стены барака. Наряженная на диво! Чего только детвора на нее не повесила! На верхушке звезда, сплетенная из березового лыка. Соломенные цепочки и затейливые паучки. Большекрылые ангелы, разрисованные, чем пришлось. И огромные кедровые шишки, под которыми гнулись ветки елки.
Ну и люди, люди из Червонного Яра, вроде, те же самые, но сегодня такие изменившиеся, торжественные, достойные.
Стол накрыт. Заставлен едой. Люди, одетые в чистое, сидят на нарах, тихонько переговариваются, ждут. Из нового барака пришли семьями Ильницкие, Малиновские, Драбики.
Самым старшим среди жителей Червонного Яра был Ян Малиновский. По обычаю ему надлежало начать вечерю, сказать первые слова. Малиновский взял в руку кусочек хлеба и, перекрестившись, начал:
— Во имя Отца… и Сына… и Духа Святого… Аминь… Люди добрые, соседи! Христос родился! А нас, Господи, в этот день его рождения все меньше и меньше! Но, как когда-то в Червонном Яре, мы как одна семья, поделимся хлебушком этим черным, как белой облаткой, чтобы уже следующий праздник в Червонном Яре, в Червонном…
Не закончил свою речь, расплакался старик Малиновский. Все плакали, вспоминали своих, видели их лица; сколько их на кладбище над Поймой, сколько их там где-то далеко, в Польше, в немецкой и русской неволе!
Преломили хлебную корочку все со всеми. Ходили от одного к другому, целовались, прощали взаимные обиды. Вечеряли.