На станции в Ворволинцах собирались украинцы из окрестных деревень. Комиссар облегченно вздохнул, когда молодой Калиновский сам вернулся в обоз, и хоть не признался, где был и что делал, со списком все сошлось, и этого было достаточно. Тем более что его посланцы вернулись из Червонного Яра и доложили о найденном в петле Томаше Яворском. Да! Главное, что у комиссара подсчеты сходились!
Жители Червонного Яра грузились в поезд последними. Почти все вагоны уже были заняты. В оставшиеся два свободных вагона затолкали столько людей, сколько смогли. В толчее, подгоняемые окриками конвоиров, карабкались они в вагоны, подавая друг другу больных, стариков и детей. Свой небогатый скарб — узелки, мешки, чемоданы — бросали, как попало и куда попало. А солдаты подгоняли:
— Быстрее, быстрее! Давай, давай!
— В этом вагоне уже палец некуда воткнуть!
— Как со скотиной с нами обходятся!
— Мешок, мешок! И узел с постелью, вон, там лежит!
— Марыся, деточка, куда ты пропала?
— Цыня! Цыня! Цыняяя!
— Бронек, помоги бабушке.
— О Боже, к нам еще новых грузят!
— Мы ж здесь все задохнемся!
— Ничего, ничего. Все уладится. Давай, давай! Быстрее! Места много. Давай, давай!
Энкавэдэшники подгоняли, медливших заталкивали силой, бросали в вагоны последние узелки. Густая цепь красноармейцев с трудом удерживала на безопасном удалении от поезда толпу украинок, перекрикивающихся с отъезжающими. Возницы тоже не очень понимали, как вести себя дальше. Одни хлестали коней кнутом и галопом пускались в обратный путь, только бы быть подальше от всего этого. Другие продолжали стоять, как будто ждали чего-то или кого-то. Некоторые снимали шапки и тискали их в руках, как перед входом в церковь.
Комиссар Леонов нервно приказал прогнать возниц и оттеснить напирающую толпу.
— Запереть вагоны! — крикнул он.
Скрежет, скрип примерзших дверей. И трах! Трах! И еще крепкий засов снаружи, чтобы люди в вагоне не могли раздвинуть створки изнутри.
— Готово!
— Закрыто!
— Все! — подвел итог успешной акции комиссар Леонов.
Вагоны заперты. Постепенно стихал доносящийся изнутри гул, похожий на жужжание пчелиного роя в улье. Слышно было только пыхтение дышащего паром, готового тронуться в путь локомотива. Багряное солнце катилось на запад. Внезапная тишина опустилась на крошечную, затерянную в снегах подольскую станцию Ворволинцы. Свисток паровоза. Один, второй. И тут только началось! В каком вагоне? Неизвестно. Факт, что неожиданно тишину разорвала песня, покатилась от вагона к вагону, пока не охватила весь поезд:
«Боже, что Польшу во веки…»