— Не понимаю… За что меня арестовали? Извините, я сама хотела узнать, за что вы меня здесь держите!
— Какая невинность! Смотрите-ка! Ты мне лучше расскажи, причем подробно, к какой польской контрреволюционной организации ты принадлежала, и как вы действовали против Советского Союза. Ну, говори!
— Но товарищ начальник…
— Арестованная, я тебе не товарищ. И не пан. Обращайся ко мне — гражданин.
— Извините, гражданин начальник, я, правда, ничего не знаю. Я ни к какой организации не принадлежала.
— Не знаешь, не принадлежала, никогда?
— Никогда.
— И против советской власти не выступала?
— Я… против советской власти? А что я такого сделала?
— Ты прекрасно знаешь, что ты делала. Признаешься чистосердечно, расскажешь все, отнесемся снисходительно. Не признаешься, пеняй на себя. Ясно?
— Гражданин начальник, я, правда, ничего не знаю. Не понимаю, чего вы от меня хотите. Отпустите меня в барак. Отец беспокоится, братик. У нас мама недавно умерла.
— Ой, какая хитрая еврейка, разжалобить меня хочет. Ладно, хочешь со мной поторговаться, пожалуйста: ты признаешься в участии в контрреволюционной польской организации, расскажешь о своей деятельности, сообщишь все имена, а я подумаю, что с тобой дальше делать. Может, тебя и отпустим? Ну, сговорились?
— Как я могу признаться в чем-то, чего не было и о чем я понятия не имею. Я, правда, никуда не вступала и никакой деятельностью против советской власти не занималась.
— Не занималась?
— Нет, не занималась, гражданин начальник.
— А кто в бараке польских детей учил, кто им в голову антисоветскую агитацию вдалбливал?
— Да я же не учительница. Я сама еще ученица. То есть, в Польше училась в школе.
— Не ты учила? А может, ты и Корчинского не знаешь? И Лютковского, может, не знаешь?
— Я не учила. Конечно же, я знаю пана Корчинского и Владека, то есть Лютковского. И вы прекрасно знаете, что мы живем в одном бараке, работаем в одной бригаде.
— А петь детей учила?
— Петь?
— Цыбулько, как это там у них по-польски было?
Переводчик выгреб из кипы бумажную тетрадь.
Февраль, день десятый, навсегда запомним…
— Хватит! — прервал Барабанов. — Ну, так что, может, ты и этого не знаешь? Не слышала?
— Слышала. Знаю. Все Калючее эту песню знает.
— Все Калючее, говоришь? А ты, ты откуда ее знаешь?
— Слышала где-то, все знают, и я тоже.
— Конкретно, где, от кого?
— Люди в бараках пели.
— Кто конкретно? Кто пел?
— Не знаю, я просто слышала, как люди пели.
— А кто ее написал?
— Не знаю, правда, не знаю.
— Не знаю, не знаю! А кто ее детям в бараке продиктовал?
— Не знаю.
— Кто их учил петь антисоветские песни?