— Я не учила. Не знаю.
— А может, ты сама ее не пела? Ну, говори!
— Не знаю, не помню. Может, и пела, все пели… Я, правда…
Владек Лютковский дал такие же показания. Детей не учил. Он не учитель. Если кто-то к нему подходил, просил помочь, помогал, как ребенку не помочь. Особенно с арифметикой, иногда по географии, в этом он немного разбирается.
Барабанов открыл учебник географии и нашел там карту Польши.
— А это ты видел?
— Может и видел, не помню.
— А что это?
— Карта. Карта Польши.
— И этому ты их учил? С этой картой?
— Я уже говорил, гражданин начальник, я никого не учил.
— Не учил! А это что?
— Карта Польши.
— А если бы тебя ребенок спросил про эту карту, ты что бы ему сказал? Что это?
— Ну, ясно ведь: карта Польши.
— А ты не знаешь, что нет уже этой вашей панской Польши? Чему же ты детей учишь? Антисоветской пропагандой занимался, сволочь!
На все остальные вопросы Барабанова Лютковский отвечал как автомат: нет, нет, нет.
Корчинского Барабанов держал в карцере. Шаг вперед, шаг назад. Тесная темная клетушка, без окна и нар. Можно было стоять, прислонившись к стене, в лучшем случае сесть на промерзший пол. Только из узкой щели под дверью из коридора, где стояла печка, и был пост охранника, сочилась тоненькая струйка тепла. Оттуда же долетали приглушенные голоса. Он вслушивался, но понял только, что первой на допрос повели Целину. Ужасно долго тянулось время. Корчинского трясло от холода. Проснулась ревматическая боль в хромой ноге. Но больше всего его мучила совесть, что из-за него страдают эти двое юнцов. Утешал себя тем, что против них нет никаких доказательств. О чем может идти речь? Наверняка об обучении детей без согласия комендатуры. Это он возьмет на себя. Защитит молодежь, только бы они не сломались, не дали себя перехитрить, спровоцировать. Только бы помнили о том, что он им советовал. Вернулась Целина? Кажется, да. Говорят что-то? «Выходи!» Лютковского выводят? Наверняка…
Вначале Барабанов обращался с Корчинским вежливо. Дрожащего от холода учителя усадил на табурет, угостил горячим чаем.
— Тайга, Корчинский. Мороз. Зима. Ну, уж как есть, так есть. Но перейдем к делу. Надеюсь, вы знаете, за что вас арестовали?
— Понятия не имею, гражданин начальник. Для меня это полная неожиданность, я за собой никакой вины не чувствую.
— Корчинский, мне кажется, мы оба люди серьезные, давайте говорить серьезно. Организовали вы в Калючем обучение детей или нет?
— «Организовал», может, слишком сильно сказано. Ну да, я детей учил. В своем бараке. Вы же знаете, пан начальник, что я по профессии учитель?