— Болит? — Надежда тут же забыла свое высокомерное удивление по поводу «ты». — Это нормально. Если у вас утром ничего не болит, значит, вы умерли! — А сама сочувственно нахмурила брови. — И насчет «ты» — молодец, хорошая реакция. Только имей в виду: он меня никогда не зовет Надя. Только Надька… И часто шлепает по заднице.
— В знак уважения?
А надо ли задавать такие вопросы?.. Однако Надежда не стала замечать его бестактности:
— Нет, в знак желания!
— И это тоже входит в мои обязанности? — спросил с неким мужским хамским кокетством, известным ему лишь чисто теоретически.
Надежда усмехнулась:
— Ну… там поглядим… — и сменила пластинку: — А как ты насчет того, чтобы поработать?
Куда там, к черту, работать! На этот диалог, на эти очень скромные эмоции он потратил весь запас жизненных сил.
Надежда на лету перехватила его неслышимые вздохи и охи:
— Борис Николаевич! Извини! Надо спешить. К тому времени, когда твое лицо примет необходимый вид, ты должен быть совершенно готов к работе!
— Сколько же у меня?..
— Думаю, месяца полтора.
Он покачал головой.
— Успеем! — уверенно сказала Надежда: — А сегодня ничего трудного я тебе не дам. Просто будешь смотреть видеофильм.
— Какой видео?..
— О нем… Когда мы тебя… извини, «задумали», я стала Бориса много снимать на видеокамеру… Ну, вроде бы любящая женщина, а он — такая выдающаяся личность… Следите, запоминайте, как он говорит, как он сидит, как он смеется… как он все! Без этого никакая внешность вас не спасет… — И вдруг засмеялась. — Знаете что, не буду я вас звать «Борис Николаевич». Оставайтесь-ка Севой… Что мы, дураки, в самом деле, — когда надо не перестроимся?
— Вы просто удивительная женщина! И операцию сделать, и фильм, и план… это ведь вы меня «придумали»?
Она в этот момент заправляла видеокассету, обернулась к нему:
— Дорогой Сева! Если бы я мужчиной была, да я бы!.. — Она усмехнулась почти злобно. — Это ведь только в кино такие, понимаете ли, атаманши, которые целое стадо мужиков в пятерне держат… — На секунду она задумалась, словно правда взвешивала свои шансы в должности атаманши. — Да, впрочем-то, можно. Только надо от всего в себе женского отказаться. А я не хочу!
Тут она как бы опомнилась, что говорит ему не то, что следует, и не на том языке.
— Вы завтракать что будете?
— Ой, ничего, спасибо. Сегодня ничего!
— Тогда, значит, сок апельсиновый… бифштекс вы не прожуете… мясное суфле. Аперитив — виски с содовой.
— Да я же не пью!
— Будете! Борис пьет. И все привыкли, что от него всегда немного керосинит.
С такой вот прелюдии началась его новая жизнь.