— Солнышко моё, вставай! — прокаркал придавленный им Свисток, стараясь подражать писклявому голосу модной певицы.
Пётр сел, свесил ноги с кровати и стал нащупывать тапочки. Ещё как следует не проснувшись, он поплёлся к дверям. Нужно было выяснить обстановку и попробовать убедительно довести до тёти Эльзы, что на прогулку с Соней он всё-таки едет.
Выходя в коридор, Пётр обо что-то споткнулся и пребольно ударился. Это его окончательно разбудило, и он с удивлением понял, что со всего размаху налетел на тумбочку для обуви, которой тут отродясь не было. Как не было и нескольких экземпляров развесистых оленьих рогов, увешанных зонтиками, сумочками и шляпками. Шляпки поразили Петра больше всего — у тёти Эльзы их никогда не водилось, не говоря уже про Гражину.
Вообще, в прихожей появился новый гарнитур с зеркальными стенами, его антресоли были забиты журналами мод на огромном количестве языков, в простенках висели какие-то живописные полотна. Не понимая, откуда всё это взялось в доме за ночь, Пётр прошлёпал на кухню. Там за обеденным столом сидели два типа, которые показались Петру очень знакомыми, — но меньше всего он был склонен поверить в то, что это его двоюродная сестра Гражина и его двоюродный брат Александр. Нет, Александра, подумав, он узнал бы сразу. Выражение идиотизма — единственное, что отсутствовало на его лице. Спортивный же костюм был на месте. Только выглядел он малость поприличнее, а сам Александр занимался тем, за чем представить его было очень трудно, — жуя, он одновременно читал газету.
И в тарелке у него было нечто необычное — Пётр не разобрал с ходу что, но то, что это не макароны, которые в последние годы тётя Эльза варила на завтрак ежедневно, было очевидно.
Но Гражина… Вместо недовольного лохматого создания в не менее заношенном, чем у прежнего Александра, спортивном костюме перед Петром сидела его длинноволосая ровесница, которую совсем не портили очки. Петру даже показалось, что у него есть с ней некоторое внешнее сходство. Девочка в джинсах и ярком «альтернативном» свитере завтракала торопясь; видимо, она куда-то спешила.
— Ну всё, — встав из-за стола, она поставила тарелку в мойку. — Увидимся.
Тут взгляд её упал на Петра, и она иронически хмыкнула:
— Те же и Пётр. Акт второй, картина четвёртая. Тебе Сонька утром два раза звонила, я сказала ей, что ты будешь ещё спать и спать, потому спешить тебе особо некуда — посуду моешь ты.
Ошарашенный Пётр, не совсем понимающий, куда он попал, послушно шагнул к мойке.
— Ну ты, в самом деле, может, поешь сначала? Тоже мне, золушка!