— Мэгги?
Она вздрогнула от неожиданности. Я поспешил выйти на свет. Разглядев меня, Мэгги успокоилась.
— Что ты здесь делаешь?
Мой вопрос прозвучал довольно грубо, и я пожалел о нем еще до того, как договорил.
— Я…
— Я не то хотел сказать, — поспешил я оправдаться и замахал руками, словно пытаясь разогнать повисшие в воздухе неправильные слова. — Просто не ожидал тебя увидеть.
Мэгги стояла, обхватив себя руками за плечи, и смотрела на лес. Я распахнул дверь и пригласил ее войти.
— Хочешь чаю? Сейчас не пять часов, но все же… Она слабо улыбнулась моей шутке.
— Мэггс, ты можешь приходить, когда тебе вздумается. Считай, что это твой дом.
Она снова улыбнулась. Женщины всегда так улыбаются, когда мужчины ведут себя бестолково.
— Давай куда-нибудь сходим, — предложила Мэгги. Мне показалось, что она придумала это заранее.
Моя подруга успела переодеться. Джинсы были те же самые, я приметил дырочку на правой коленке, а майку с надписью «Be Here Now» сменила вышитая белая рубашка. К тому же она накрасила глаза.
— Я поехала домой с тяжелым сердцем, — призналась Мэгги. — Мне не понравилось, в какую сторону ушел наш разговор.
— Тут не о чем…
— Нет, Джон, — перебила Мэгги, — мы должны поддерживать тебя, а не упражняться в придумывании конспирологических теорий, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. С тех пор как я приехала, мы с тобой… еще ни разу не были вместе по-настоящему. Чтобы просто ты и я, понимаешь?
Ну конечно, я понимал.
— Сейчас переоденусь, и поедем в «Одинокое сердце».
Мэгги удивилась. «Одиноким сердцем» звался паршивый бар на Грэм-стрит. В последние годы ту часть города почти полностью перестроили, и бар оставался последним островком упадка на бывшей фабричной окраине.
— А я-то надеялась, что ты покажешь мне какое-нибудь новое местечко.
Я пулей кинулся наверх. Нашел чистую рубашку и на минуту заскочил в ванную, чтобы умыться, причесаться и побрызгаться одеколоном.
«Одинокое сердце» переделали от пола до потолка. От старого бара для рабочих и дальнобойщиков осталось одно название. Последняя фабрика в этих краях закрылась пять лет назад, и у заведения почти не осталось клиентов. Хозяин, железный старик по фамилии Стиллсон, держался до последнего, но в конце концов дрогнул под тяжестью долгов и хворей. Впрочем, ему удалось выгодно продать свое детище, а новый владелец решил взяться за дело по-своему. Оставляя название, он сильно рисковал, поскольку «Одинокое сердце» давно превратилось в символ деградации Карнивал-Фолс. Рисковал и не прогадал: весть о новой жизни старой забегаловки мигом разлетелась по городу, и в бар потянулась любопытная публика. Когда мы приехали, внутри яблоку было негде упасть.