Ехать к ней мне хотелось меньше всего на свете.
— Это правда важно, — сказала Дарла жалобно.
— Буду у тебя через пятнадцать минут.
— Я жду. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Февраль 2000
Обычно после ужина мы смотрели телевизор в гостиной; из кухни иногда слышался звон падающей чашки или тарелки. Отец продолжал с невозмутимым видом созерцать экран, мы с братом переглядывались. Вначале мама вскрикивала: «Пардон!» — и смеялась. Но потом она стала ронять все подряд, и мы начали догадываться, что дело нечисто. Однажды Марк сказал, что нам надо серьезно поговорить, и отвел меня на Гребень Ящера. Мы уселись прямо на землю, и Марк сказал, что с мамиными руками творится что-то неладное. Я не понял, что брат имел в виду, но с тех пор начал приглядываться к ее рукам. И убедился, что Марк прав. Мама забросила шитье и вязание, да и готовка превратилась для нее в почти непосильную задачу. Изысканные блюда сменились самыми простыми. Мама совсем перестала заботиться о цветах в саду, а чашки, тарелки и стаканы теперь разбивались почти каждый день.
Разумеется, отец все видел. Родители постоянно шептались о чем-то за закрытой дверью и стали часто ездить к доктору Лорелл. Я не могу точно сказать, когда у мамы диагностировали боковой амиотрофический склероз, потому что не сомневаюсь: родители очень долго тянули, прежде чем сказать нам, искали подходящие слова. Как-то вечером отец зашел в мою комнату. Я расставлял вокруг ножки кровати пластмассовых солдатиков. У них была особая, совершенно секретная миссия: убить невидимое чудовище. Отец сел на кровать и похлопал ладонью по покрывалу, приглашая меня присоединиться. Я догадался, о чем пойдет разговор. Что такое боковой амиотрофический склероз, я, разумеется, не знал, но папин грустный взгляд был достаточно красноречив.
Отец сказал, что болезнь затрагивает только мышцы и не касается мозга; он рассказал о Стивене Хокинге, которому удалось сохранить свой выдающийся интеллект, и пообещал, что, хотя мамина жизнь очень сильно изменится, она все равно останется моей мамой.
Папины слова меня немного обнадежили. Выслушав его, я как ни в чем не бывало вернулся к операции «Ножка кровати», в ходе которой мои солдаты проявили беспримерный героизм. Правду мне открыл Марк; в свои пятнадцать он был необыкновенно догадлив. Я же был несмышленым десятилеткой, любил мать, боготворил отца и даже вообразить не мог, каково это — видеть страдания своих близких, не говоря уже о том, чтобы потерять их. Марк показал мне фотографию Стивена Хокинга с Биллом Клинтоном в Белом доме. Скрюченный человечек в инвалидном кресле выглядел поистине жутко.