— Вообще-то я позвала тебя не для того, чтобы говорить о Марке или Йэне.
— Я видел, как вы целовались, — сухо обронил я.
Такого Дарла не ожидала:
— Так это был не Фрост?
— Нет. Не думаю, что он знает.
Дарла подошла к окну. Оно выходило в сад, туда, где меньше месяца назад Йэн Мартинс произносил неуклюжую речь на дне рождения Марка. Не объяснялось ли его тогдашнее косноязычие тем, что он спал с женой именинника?
— Он тебе говорил про девчонку из «Медитека»? — спросила Дарла, не оборачиваясь.
Возможно, она узнала обо всем от Йэна и теперь устраивала мне проверку.
— Да.
— И мне говорил. — Дарла обернулась. — Пола Мэррел, да?
— Как-то так.
— Йэн сказал, что она пыталась его шантажировать, а потом исчезла. Сказал, что больше ничего не знает, но я сомневаюсь, можно ли ему верить.
— Ладно, хватит об этом. Что ты хотела мне рассказать?
Дарла вышла из кухни и вернулась через несколько минут. Не садясь, протянула мне крохотную, не больше ногтя, флешку. Я озадаченно уставился на диковинную штучку.
— Мне ее Фрост дал. Сказал, что на ней причина самоубийства Марка. И боюсь, этот ублюдок прав.
Я смотрел на флешку и не решался ее коснуться:
— Что там, Дарла?
Она поглядела на меня, как на дурачка, забывшего, что ему говорили секунду назад:
— Это видео, которое записал Марк. Его нашли в компьютере, или в телефоне, не знаю. Я не хотела тебе показывать; вообще хотела стереть. Но потом поняла, что ты имеешь право знать. Когда начнешь смотреть, сам поймешь, надо ли досматривать до конца и что с этим делать потом.
Я подцепил флешку двумя пальцами.
— Марк убил себя не из-за «Медитека», а из-за того, о чем говорится в этом видео. Это связано с тобой, Джонни. С тобой и твоим прошлым.
Август 2000
После того как мастерская перешла в руки Билла Фостера, единственным источником средств для нашей семьи оставались акции сети хозяйственных магазинов, которые отец в свое время купил, ни на что особенно не рассчитывая. По сравнению с астрономическими расходами на врачей и сиделок, акции приносили сущие гроши. Впрочем, в те времена финансовое положение семьи меня почти не заботило. А вот Марк все прекрасно понимал и однажды объяснил мне ситуацию предельно просто и доходчиво: мы тратили во много раз больше денег, чем получали. Такими темпами нам в самое ближайшее время светило банкротство.
— Работать ты не пойдешь, — заявил отец. — Тема закрыта.
Я слышал их разговор со второго этажа. Помню, меня поразили не столько папины слова, сколько тон, которым они были сказаны. Эд Бреннер был мягким и добродушным человеком и скандалов не любил. Он умел говорить твердо, но никогда не повышал голос. Жутко хотелось в уборную — собственно, она и была целью ночной вылазки, — но я затаился в коридоре.