— Ты так помог мне в тот день; ты был джентльменом, защитником, рыцарем. В тот день я в тебя влюбилась.
Все замерли, гадая, что будет дальше. Словно подброшенный в небо мячик летел вверх, презрев земное притяжение, и никто не мог сказать, поднимется он еще выше или на миг застынет в воздухе, чтобы устремиться к земле. Дарла ждала. Скажет ли она Марку, что любит его так же сильно, как в тот день? Мячик замер, балансируя в пустоте… и рухнул вниз. Грянули аплодисменты.
— С днем рождения, Марк, — произнесла Дарла, передавая микрофон Крису Мерфи. — А теперь долгожданная речь.
Крис смущенно махнул рукой:
— Большое спасибо, Дарла.
Все взоры обратились к нему.
— Дарла просит меня выступить на дне рождения Марка третий раз подряд. В первый раз я ужасно разволновался, не спал всю ночь, вспоминал разные истории о наших общих похождениях. — Марк отсалютовал другу полным бокалом. — Отличный тогда вышел праздник. И следующий был не хуже… Но свежих историй осталось не так много. Вы ведь помните прошлогоднюю речь? Признаю, она вышла довольно пресной. И на этот раз, когда мне позвонила Дарла, я подумал: «Ни за что!..» Как видишь, старик, забавных приключений у нас было не так много. Случались, конечно, и великие свершения. Помнишь, как мы притворились внуками мистера Майера?
Гости расхохотались. Мистер Майер, тихий старичок с болезнью Альцгеймера, был в Карнивал-Фолс чем-то вроде местной знаменитости.
— После звонка Дарлы я наведался на склад смешных историй и обнаружил, что он пуст. Марк, извини, но ты скучный тип. Просидел всю жизнь среди колб и микроскопов, черт-те чем занимаясь.
Крис сделал паузу. Произнося свою речь, он медленно ходил по кругу. Крис Мерфи был оратором от бога; он работал в благотворительной организации и привык выступать на публике. Этот человек определенно умел держать аудиторию.
— Мы с Марком знакомы с незапамятных времен. Ну по меньшей мере с первого класса. В детстве я проводил у него в гостях больше времени, чем у себя дома. Когда заболела наша чудесная Сильвия, мы стали встречаться намного реже.
Когда Крис произнес имя моей матери, по его лицу пробежала тень. Диджей находчиво вплел в речь оратора нежную мелодию скрипки.
— Это моя вина, — горько сказал Крис. — Я был слишком мал, чтобы принимать жизнь такой, какая есть. Видеть, как из семьи уходят тепло и радость, оказалось слишком больно… Я был к этому не готов. Конечно, Бреннеры не были моей семьей, и Сильвия была не моей матерью, но я их по-настоящему любил. А когда случилось несчастье, начал от них отдаляться и придумывал разные предлоги, чтобы себя оправдать.